Борьба этих представлений, подробное описание которой мы имеем в наших летописных известиях об отношениях князей Рюрикова дома, — борьба этих представлений происходит мирно, когда родовые союзы существуют в государстве, обязанном блюсти за мирным разрешением всяких столкновений; но, разумеется, эти столкновения не могли всегда и даже часто разрешаться мирно в те отдаленные времена, когда роды жили отдельно, самостоятельно. Та же история родовых отношений между нашими князьями Рюриковичами показывает нам, что происходит, когда главы рода в этих спорах не имеют над собою никакой сдерживающей власти и расправляются сами собою. Такое же явление, то есть усобицу, мы должны предположить и между отдельно живущими родами. Самый легкий исход усобицы — это удаление недовольного меньшинства на другие жилища, выдел из рода. Такой выдел в государстве не может иметь дальнейших последствий; но при несуществовании государства, при независимости родов он может вести к продолжению усобицы и к ее ожесточению. Этим объясняется известие летописца о войне между родами, хотя эти войны, разумеется, могли вестись между родами, имеющими самую отдаленную связь общего происхождения, по соседским столкновениям.
Эти войны, не говоря уже о нашествиях хищных орд и опасности от диких зверей, должны были заставить родовые союзы ограждать, укреплять свои жилища, жить в городах. Отсюда у нас до сих пор сохранилось такое значительное количество остатков старинных укреплений, или так называемых городищ. Жили ли все члены рода в таком городе или некоторые семьи выселялись поодаль, сохраняя между собою родовую связь, город, или огороженное, укрепленное жилище рода, не мог иметь никакого влияния на дальнейшее развитие, на появление дружины как постоянного отряда, назначенного для охранения города и живущего всегда в городе около главы или вождя рода. Город рубили для безопасности рода, и все родичи в случае опасности должны были защищать свое жилище, свой город. Если мы и предположим, что некоторые семьи для хозяйственных или для каких бы то ни было удобств жили и вне города, то при вести об опасности они сбегались в город и все принимали участие в его защите; так было и в государственное время, в XVII веке, когда при вести о приближении неприятеля народонаселение уезда сбегалось в город. Предположение образования дружины из постоянных гарнизонов или застав в городах слишком отзывается новым временем, не соответствует первоначальной простоте отношений, поднимает дело на ходули. При исследованиях подобного рода необходима чрезвычайная осторожность и точность. Если мы смотрим на первоначальный город, как на огороженное, укрепленное жилище отдельного рода, то должны отрешиться от представления позднейшего города как жилища дружины, ремесленных и торговых людей и проч. Незначительная обширность наших городищ должна помогать ученой осторожности, сдерживать фантазию исследователя. Изменения в быте могли происходить от других причин, которых отвергать нельзя: при войнах между родами если один род осиливал другой и тот почему-либо не мог уйти далеко для избавления себя от насилий торжествующего рода и подчинялся ему, то это подчинение естественно вело к осложнению отношений; между воинственными шотландцами целые кланы были порабощены другими. В начале ирландской истории мы видим различие между свободными и подчиненными родами.
С другой стороны, исследователь не может пропустить явления, встречающегося чрезвычайно рано в человеческих обществах, — это именно закладничества или захребетничества. Один человек или даже с семьей, по причинам физическим или по другим каким-нибудь, волей или неволей лишился рода, оставил его, — лишился его покровительства, стал беззащитным, стал сиротою — положение страшное в первоначальные времена человеческих обществ; у него нет средств к поддержанию своей жизни трудом одиночным, всякий может его обидеть, убить безнаказанно, ибо некому за него отомстить. Он должен примкнуть к чужому роду, от него получить средство к жизни и безопасности; но, как чужой, он не может быть принят на правах родича, он должен стать в зависимое положение. Степень зависимости определяется разными обстоятельствами и условиями: он может быть принят как простой работник, холоп, раб или как сосед, подсоседник, с большей или меньшей степенью зависимости. Участие главы рода в приеме этих чужих людей и его отношения к ним имеют важное значение. Для всех остальных родичей он старший, «в отца место», а для чужих он начальник, не отец-господин, а хозяин, господарь, государь. Родоначальники в Ирландии располагали незанятою землей: здесь они имели своих закладчиков или захребетников (fuidhirs), изгнанников из других племен, прибегших под их покровительство и связанных с новым родом только зависимостью от вождя. Ирландский владыка рода окружен зависящими от него людьми. Так как в прежние времена важность заключалась не в земле, которой много, а в средствах к ее обработке, то сирота обращался к главе рода с просьбой дать ему известное количество скота; принимая скот, свободный ирландец становился захребетником, вассалом с известными обязанностями[12].
Вот явления, которые, по их естественности и необходимости, мы не можем отрицать нигде при господстве родового быта, объясняя, как могли составиться большие роды и племена под властью одной фамилии, утвердившей эту власть мало-помалу посредством людей подчиненных или зависимых. С течением времени таким способом образуются целые народы. Но наш древнейший источник указывает не такое происхождение русского народа. В следующей главе рассмотрим его известия.
В предыдущей главе на основании сравнительного изучения первоначального быта племен мы старались уяснить краткие известия нашего летописца о быте восточных славян до основания Русского государства. Теперь, когда мы приступаем к известиям летописца об этом основании, могут нас спросить: заручились ли мы убеждением в верности его известий; первые известия летописца о призвании варяго-русских князей из-за моря в некоторых сочинениях называются «баснею». Следовательно, необходимо прежде всего сказать несколько слов об этой басне.
Разумеется, здесь представляется первый вопрос: откуда эта басня взялась? Конечно, люди, считающие рассказ летописца о начале Русской земли басней, глубоко сожалеют о самих себе: историей какого бедного, жалкого народа должны они заниматься — народа, который потерял совершенно память о своем происхождении и допустил толпу составителей, переписчиков хроник навязать себе басню о своем происхождении! Был сильный народ, который образовал большое государство; но в одно прекрасное утро у народа, у его грамотных людей, у его вельмож и князей каким-то чудом отшибло память: вдруг позабыли о предках князей, о тех знаменитых вождях народных, которые первые положили основание единству и силе народа; позабыли их имена, преемство, дела — позабыли все, и вот вследствие такого забвения какой-то грамотей сочинил басню, что киевские князья происходят от новгородского владельца, не славянина родом, а вызванного из-за моря, из чужого народа. Любопытно было бы исследовать, когда, в каком месте происходил тот знаменитый съезд летописцев и переписчиков, на котором было постановлено начинать каждый список летописи этой басней. Здесь дело идет не об отдаленной древности, когда события и лица представляются в мифическом тумане; басня представляет времена относительно недавние, представляет простых смертных, о которых коротко, сухо рассказывает самые простые дела: строят городки, плывут вниз по большой реке, облагают данью разбросанные племена и т. п. Летописец рассказывает, что знавал старика, который помнил крещение Руси; старик был молод при Владимире Св., а Владимир был правнук первого князя басни, Рюрика, призванного из-за границы. Правнук и его современники должны были знать о прадеде, откуда он пришел, где княжил; знал об этом старик, знал от старика летописец, который в начале своего рассказа поместил известие о призвании Рюрика из-за моря в Новгород. Нет, говорят, это басня; предки русских князей никогда не были призваны с севера, из-за моря; они жили на юге, в Киеве, были князьями славянского племени роксолан. Как же их звали, как они усилились, где об этом говорится, в какой летописи, в каком памятнике? Нигде об этом ни слова; впрочем, все это было в первоначальных списках летописи, но потом уничтожено, и вставлена басня о призвании варяго-руссов. Чародейство! Но послушаем, откуда взялась басня.