5. Итак, есть три вида добродетелей, через которые вступают во владение Царством Божьим. Первый есть целомудрие, второй - презрение к миру, третий же - благочестие, которые настолько больше дают владеющим, когда они тесно связаны между собой, что едва ли поодиночке могут принести столько же пользы, в то время, как каждая из них сама по себе не значит столько, но настоятельно требует присутствия другой. Следовательно, прежде всего требуется целомудрие, дабы легче последовало затем презрение к миру, ибо теми скорее мир может презираться, кто не удерживается узами брака. Презрение же мира настоятельно требует, чтобы [к нему] было добавлено благочестие, которым с трудом могут исполниться те, кто одержим жаждой земных благ и заботами о мирских удовольствиях. Следовательно, всякий, кто обладает первого рода [добродетелью] - целомудрием, а второго, которое есть презрение к миру, не имеет, чуть ли не бессмысленно владеет первым, поскольку не обладает вторым, ради которого был обретен первый. И если первый и второй [роды добродетели] имеет, а ему третьего, который есть благочестие, не хватает, то напрасно трудится, поскольку ранее упомянутые два особенно требуют третьего. Ибо какая выгода иметь при целомудрии презрение к миру и, имея это, примыкающим к ним не обладать? И зачем тебе отвергать заботы мира, если благочестие, которое посредством все того же целомудрия, все того же презрение к миру тебе должно иметь, не бережешь? Ведь, как первый род [добродетели] близок ко второму, так первый и второй близки к третьему; если же последнего нет, то ни первый, ни второй пользы не принесут.
6. Ты, наверное, скажешь: “Так научи же меня, что есть благочестие, чтобы, если я познаю [это], то легко смогла бы исполниться им”. Скажу кратко, как смогу, и воспользуюсь простотой общеупотребительных слов: по той причине мы поступаем так, что никак не должно затемнять [смысл] более искусными словесами красноречия, но следует прояснять его более простыми описаниями словесного дара. Ведь дело необходимое для общей пользы следует всем разъяснять простым словом. Итак, благочестие есть ничто иное, как не грешить, не грешить же означает блюсти предписания заповеди. Соблюдение же предписаний исполняется двояко: чтобы ты не делала ничего из того, что запрещается, и стремилась исполнять все, что велено. Это - то, о чем сказано: “Уклоняйся от зла и делай добро”[886]. Ибо я не хочу, дабы ты считала, что благочестие состоит [только] в том, чтобы ты не делала зла, когда и не делать добро [уже] есть зло и в обоих случаях присутствует искажение заповеди, поскольку кто скажет: “Уклоняйся от зла”, тут же добавит: “И делай добро”. Если ты избежала зла, но не делаешь добра, ты преступаешь заповедь, что происходит не только при избегании злых деяний, но и при несовершении добрых дел. Ибо не только то тебе предписывается, чтобы ты не лишала одетых их одежды, но и чтобы одела раздетого в свою, не только чтобы не отнимала у имеющего его хлеб, но и неимеющему охотно своего уделила, и не только, чтобы нищего не лишила своего гостеприимства, но чтобы изгнанного и неимущего ты приняла в свое [общение]. Ибо велено нам: “Плачьте с плачущими”[887]. Как же мы с ними [можем] плакать, если никак не участвуем в их нуждах, и никакой помощи им в тех делах, из-за которых они плачут, не оказываем? Ведь Бог ищет не бесплодную влагу наших слез, но доказательство боли [этой] слезы. Он желает, чтобы ты так беду другого чувствовала, как свою. И как себе ты пожелала бы помочь, если бы сама оказалась в такой нужде, то так же помоги и другому: “Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними”[888]. Ведь известно, что глумливо и неблагочестиво с плачущими плакать и не желать, когда ты можешь [это], помочь им[889]. Ведь Спаситель наш плакал с Марией и Марфой, сестрами Лазаря, и [тем самым] явил чувство великого милосердия свидетельством [своих] слез[890]. И вскоре последовали доказательства делом подлинного благочестия, когда воскрешенный Лазарь, который и послужил причиной слез, был обратно возвращен сестрам. Было благочестиво и плакать с плачущими, и причину слез уничтожить. И Всемогущий, опечалившись, сделал [это]. Однако тебе не предписывается [совершать] нечто невозможное[891], [ибо] тот исполнит все, кто делает то, что в его силах.
889
В Codex Reginensis Romanus далее следует: “... ободряя их, особенно тех, кто намеревается пребывать в духовном браке, которые уже отошли от плотского сожительства. И достойным Бога [образом] они через брачный союз будут связаны духовно. Кто ради Его любви отверг брак человеческий, в тех она (т.е. любовь - А.Д.) более всего брак духовный наполняет”.
891
В Венском кодексе это место звучит так: “тебе велено, что недостаточно избегать зла, если не стремимся мы при этом делать добро”.