Акади примирительно поднял руки.
— Будет, будет! Давайте лучше отправимся пить чай наверх, в Южную Ложу. Поднимайся по лестнице, но будь осторожен — ступеньки узкие.
Они забрались в самую низкую и наиболее просторную башенку, откуда просматривался весь Клинкхаммерский Залив, Вдоль темных панелей Акади развесил старинные хоругви, в углу стояла целая коллекция красно-керамических ваз причудливой формы. Акади поставил чайник и чашки на бамбуковый стол и жестом руки предложил Глиннесу подтянуть к столу еще одно из старинных бамбуковых кресел со спинкой из расходящихся веером прутьев.
— Когда я предлагал твоей матери войти в мой дом, я не рассчитывал при этом на семейные раздоры в качестве приданого.
— Сегодня утром я, наверное, немного не в духе, — признался Глиннес. — Дроссеты подстерегли меня в темноте, крепко отделали и забрали все мои деньги. По этой причине я не сплю по ночам, внутри меня все кипит и выворачивается от ярости.
— Положение отчаянное, мягко говоря. Ты планируешь какие-нибудь контрмеры?
Глиннес стрельнул в Акади скептическим взглядом.
— Все мои помыслы на это только и направлены! Но все, что приходит мне в голову, оказывается неприемлемым. Я мог бы убить одного или двух Дроссетов и закончить жизнь на прутаншире, но денег-то от этого у меня не прибавится. Мог бы подсыпать снотворного в вино и перерыть всю их стоянку, пока они спят, но у меня нет такого снотворного, а даже, если бы и было, то каким образом я мог бы проверить, что они все выпили этого вина?
— Подобные подвиги придумать куда легче, чем осуществить, — заметил Акади. — Но позволь мне изложить вот какую мысль. Тебе известно существование такого места, как Урочище Ксиан?
— Никогда там не бывал, — сказал Глиннес. — Насколько я понимаю, это место погребения треван.
— Даже куда более. Птица Смерти прилетает из Долины Ксиан, и умирающий слышит ее пение. Души умерших треван находят отдохновение в сени огромных омбрилов, которые больше нигде не растут на Мерланке. Так вот — вся суть как раз в этом! — если ты найдешь фамильный склеп Дроссетов и утаишь у себя одну из погребальных урн, Ванг Дроссет пожертвует целомудрием своей дочери, чтобы вернуть ее.
— Меня не интересует — или, скажем, едва ли интересует — целомудрие его дочери. Я только хочу вернуть свои деньги. Но ваша мысль достойна самого пристального внимания.
Акади протестующе поднял руки.
— Ты очень любезен. Но это предложение столь же абсурдное и бредовое, как и все остальные. Реализация его сопряжена с непреодолимыми трудностями. Вот, например, первая же из них: каким образом тебе удастся узнать местонахождение склепа? Спросить разве что у самого Дроссета. Если ты ему настолько по душе, что он готов поделиться с тобой главной тайной своего существования, то тем более он не откажет тебе ни в твоих озолах, ни в услугах своей дочери. Но, допустим, что ты так очаруешь Ванга Дроссета, что он поделится тайной, и ты отправишься в Долину Ксиан. Каким образом удастся тебе избегнуть Трех Ведьм, не говоря уже о призраках?
— Не знаю, — ответил Глиннес. Какое-то время чаепитие сопровождалось обоюдным молчанием, затем Акади спросил:
— Ты познакомился с Льютом Касагэйвом?
— Да. Он наотрез отказался покинуть остров Эмбл.
— Естественно. Такие, как он, не выбрасывают на ветер двенадцать тысяч озолов.
— Он утверждает, что он — лорд Эмбл.
Акади даже чуть приподнялся, глаза его забегали, лихорадочно заработал ум. Такой поворот дела давал Акади по-настоящему богатую пищу для размышлений. Несколько опечаленный, он покачал головой и снова устроился в кресле поудобнее.
— Невероятно. Просто невероятно. И, в любом случае, совсем не к месту. Боюсь, тебе придется смириться с утратой острова Эмбл.
— Я не в состоянии смириться даже с малейшей утратой чего-либо! — с жаром воскликнул Глиннес. — Будь то хуссейд, будь то остров Эмбл, по мне все равно — я никогда не сдамся просто так! То, что мое — то мое!
Акади поднял ладонь.
— Успокойся. Я поразмыслю над этим на досуге и, кто знает, что еще может прийти мне в голову? Гонорар — пятнадцать озолов.
— Пятнадцать озолов! — возмутился Глиннес. — За что? Все, что вы сделали, это посоветовали мне успокоиться.
— Я дал тебе тот нейтральный ответ, который зачастую столь же ценен, как и целая развернутая программа действий. Например, предположим, ты у меня спросил бы: «Можно ли перемахнуть отсюда в Уэлген одним прыжком?» Я бы изрек только одно слово «Невозможно!», чтобы уберечь тебя от изнурительных и бесполезных тренировок, и этим оправдал бы гонорар в двадцать или даже в тридцать озолов.