А было это не просто. Еще полбеды, что клерикалы, монархисты и т. д. травили защитников Дрейфуса, называя их «агентами еврейского синдиката». Хуже было то, что в это, по началу, верили и рабочие. И многие социалисты, одни из антисемитизма, другие из карьерно-популистcких соображений (голоса рабочих на выборах) считали, что социалистам следует стоять в стороне от этой «схватки между группами буржуазии». Но Жорес не колебался. Он боролся яростно, ни минуты не сомневаясь в победе. И победа пришла. Сперва в рабочих кварталах. Затем, с помощью организованных рабочих, во всей Франции. В 1899 году Дрейфус был помилован, а в 1906 году полностью реабилитирован. А мне остается добавить, что в ходе той борьбы Жорес глубоко проник в суть еврейского вопроса. И в начале нового XX столетия он заявил, что новый век должен решить две исторические проблемы. Проблему наиболее угнетенного класса — рабочего, путем осуществления идей социализма. И проблему наиболее угнетенного народа — еврейского, путем осуществления идей сионизма. И такие левые когда-то были! А сионизм-то, кстати, существовал тогда без году неделю, и многие евреи считали его утопией.
Любопытно отметить, что уже существовавшая тогда ближневосточная арабская пресса, кроме христианской в Бейруте, как и негритянская пресса в США, возмущалась травлей во Франции человека за его происхождение (или вероисповедание). Бывали и такие времена.
Глава 11
Евреи, поляки, русские
А теперь вернемся в Россию — главный оплот сионизма. В самый первый момент какой-нибудь шкловский или бердичевский обыватель обратил мало внимания на арест Дрейфуса. Мало ли где что бывает. Но вот пришли вести об антисемитской истерии, захлестнувшей Париж. И тут выяснилось, что «Хаскала» кое-чего достигла. Для всех этих местечковых портных, сапожников, извозчиков, «торговцев воздухом» в середине 90-х годов Франция была уже не некой абстракцией. Но в данном случае их интересовала не Франция сама по себе. Она до Первой мировой войны привлекала к себе не так много местечковых евреев. Кроме богемы в Париж ехали разве что евреи-картузники (то есть шапочных дел мастера. Почему они возлюбили Париж, я не знаю, но это так). Франция была символом западного демократического мира. И все эти люди рассчитывали на него. Одни собирались ехать, другие держали отъезд, как запасной вариант, но все были уверены, что еврейский вопрос там решен бесповоротно. (В благоприятном для евреев смысле.) И вот оказалось, что это не так! Что и там может запылать земля под ногами у еврея. Горечь охватила еврейские массы Восточной Европы. Но «кому война, а кому — мать родна». В середине 90-х годов XIX века евреи начали понемногу читать газеты. Даже самые ортодоксальные евреи в самых глухих местечках уже не видели в чтении газет опасного новшества. (А лет 20 назад еще было так.) Потому-то и разнеслась повсюду быстро весть о «деле Дрейфуса». Но все же газеты читало еще относительно немного евреев. Все сразу же переменилось в те дни. Газеты рвали друг у друга из рук. Тиражи их сказочно возросли. Это был золотой час для всех, кто был связан с еврейским газетным бизнесом. С того времени и пошла у евреев мода на регулярное чтение газет. Меж тем в самой глухой дыре «черты оседлости» евреи без конца говорили о «деле Дрейфуса». У всех на устах были имена и защитников Дрейфуса, и врагов его. И стон стоял над местечками, когда суд вторично признал Дрейфуса виновным (1899 год). И эта реакция была важнее реакции французских евреев, ибо охватила миллионы. А во Франции (без Алжира) было всего сто тысяч евреев. Но надо особо сказать и о еврейской интеллигенции в России. О той, что жила вне «черты». Они, конечно, тоже были потрясены. Уж у них-то престиж Франции был высок, и они по большей части верили в прогресс и просвещение (то есть в «Хаскалу»). Но было и особое обстоятельство, о котором тут надо поговорить. Дело в том, что в исконно русских областях приличные люди в ту пору не демонстрировали антисемитизма. Они могли не любить евреев, но прилюдно этого обычно не высказывали. А если бы позволили себе такое, все бы их осудили. Например, Куприн. Он не любил евреев, но мы узнали об этом только из частных писем, опубликованных после его смерти. Он не только не высказывался публично против нас, но и подписывал разные обращения в защиту гонимых евреев. Это считалось правилом хорошего тона. Тут было, кстати, резкое отличие от Польши. Чем хуже шли дела у поляков, тем большими антисемитами они становились — отводили душу на тех, кто был еще несчастнее их и беззащитнее. Это и само по себе показательно. Один угнетенный вовсе не всегда сочувствует другому. Но нам важно то, что антисемитизм в Польше сильно захватил интеллигенцию и студенчество. Исключения, конечно, были, но они не опровергали правила. Жаботинский говорил в ту эпоху, что с русским антисемитом-черносотенцем спорить нечего — это подонок, а вот польский антисемит может оказаться большим писателем. Но польские «губернии», как тогда говорили, были фактически в «черте», не о них сейчас речь[11]. Итак, в России (вне «черты») интеллигенты стеснялись говорить «жидовская морда». Но был период, когда стесняться стали меньше, — во время «дела Дрейфуса», особенно поначалу, когда в виновность Дрейфуса верили. Россия издавна была под культурным влиянием Франции. Теперь же Франция и Россия стали союзниками против Германии — в Париже есть и по сей день мост Александра III. И вот, когда во Франции случился антисемитский взрыв, это вызвало отголосок не только в еврейских местечках, но и в русских городах[12]. И многим еврейским интеллигентам довелось услышать от русских коллег то, чего они никогда не предполагали от них услышать. Такова была ситуация в российском еврействе. Ее сравнивали с развороченным муравейником. И тут в 1896 году вышла книга Герцля «Еврейское государство».
11
Справедливости ради следует отметить, что в «Царстве Польском» (русская Польша) для евреев было все-таки меньше ограничений, чем собственно в Империи. Например, только в Царстве Польском евреи могли покупать землю.
12
Русско-французский союз был заключен буквально накануне дела Дрейфуса. Конечно, русским людям не нравилось, что военные секреты их союзника — Франции, выданы их вероятному противнику — Германии.