— Нет.
Еще одна запись.
— Кажется, тогда у вас было много наличных денег. Вы получили наследство? Выиграли в лотерею или в азартные игры? Возможно, сделали удачные инвестиции? Или, может быть, вам помогли родственники?
— Ничего существенного.
Чтобы убедиться в своей правоте, Фордису надо было произвести точный расчет, но уже сейчас полученные числа выходили за пределы того, что семья Новак могла себе позволить и легко объяснить. Человек, зарабатывающий сотню тысяч в год, с трудом мог бы купить автомобили, которые появились у него в то же самое время, когда он произвел первоначальный взнос за дом и купил за наличные целую кучу вещей. Хотя еще был вариант, что деньги появились у него от продажи прошлой недвижимости.
— Ваш предыдущий дом — он находился где-то поблизости?
— В пригороде Уайт-Рок.
— За сколько вы его продали?
— Около трехсот.
— А какая его доля находилась в вашей собственности?
— Около половины, может, чуть больше.
Около половины. Вот и ответ на вопрос: у этой семьи налицо нелегальный доход.
Фордис выдал Новаку еще одну обнадеживающую улыбку и перевернул несколько страниц своей записной книжки.
— Теперь, поговорим о тех письмах, которые были найдены на компьютере Кру.
Новак явно расслабился, когда агент сменил тему разговора.
— А что с ними?
— Я знаю, что вы уже отвечали на вопросы о них.
— Я не против повторить. Всегда готов помочь следствию.
— Хорошо. Те письма могли намеренно поместить в ящик Гидеона Кру?
На мгновение вопрос повис в воздухе.
— Нет, — наконец, ответил Новак. — Наша система безопасности надежная и всеобъемлющая. Компьютер Кру являлся частью физически изолированной сети. У него нет контакта с внешним миром и даже нет подключения к Интернету. Так что внедрить в него какие-то данные абсолютно невозможно.
— Нет контакта с внешним миром. А что вы скажете о ком-то внутри сети? Скажем, о каком-нибудь сотруднике?
— Опять же, это невозможно. Мы работаем с материалами высокой степени секретности. Никто не имеет доступа к чужим файлам. Существуют слои и уровни безопасности, пароли, шифрование. Поверьте мне, нет ни единого способа, позволяющего подбросить эти электронные письма.
Фордис сделал очередную запись.
— И это то же самое, что вы рассказывали следователям?
— Дословно.
Фордис взглянул на мужчину.
— Но у вас же есть доступ, не так ли?
— Ну да. Как начальник службы безопасности, я имею доступ ко всем файлам. В конце концов, мы должны иметь возможность отслеживать все, что происходит внутри нашей сети — это стандартная рабочая процедура.
— Получается то, что вы только что мне сказали — это неправда. Есть способ, которым эти электронные письма могли быть подброшены. Вы могли бы это сделать.
Задавая этот вопрос, Фордис изменил тон своего голоса, сделав его низким и обвинительным, и подчеркнул слово «вы», открыто выказывая подозрительность.
Обстановка накалилась. Но Новак даже не моргнул и через мгновение ответил:
— Да, я мог бы подбросить их. Но я этого не делал. К чему мне это?
— Я задам вам еще несколько вопросов, если вы не возражаете, — Фордис опять использовал свой самый скептический тон голоса. — Вы только что признались, что сообщили мне и всем остальным следователям ложь, — он заглянул в свой блокнот. — Вы сказали, я цитирую: «Нет ни единого способа, позволяющего подбросить эти электронные письма». Это неправда.
Новак не отводил от агента взгляд.
— Послушайте, я ошибся. Я не брал в расчет себя, когда делал это утверждение, потому что знаю, что я этого не делал. Не пытайтесь меня запутать.
— Мог ли кто-нибудь еще из вашего отдела подбросить эти письма?
Новак снова поколебался.
— Подобное могли сделать всего трое сотрудников службы безопасности, но им бы пришлось действовать с кем-то в паре, потому что ни у кого из них нет самого высокого уровня допуска.
— Кто-то из вашего руководства мог это сделать?
— Да, есть несколько человек, у кого имеется подобный допуск, но им всем пришлось бы пройти через меня. По крайней мере, таков порядок. Хотя есть несколько уровней безопасности, которых даже я не знаю. Начальство могло оставить для себя лазейку. Но мне про это ничего не известно.
Фордис немного расстроился. На самом деле, до сих пор Новак не сказал ничего инкриминирующего, и ни в чем особо не прокололся. Его ошибка не была чем-то необычным — агент видел, как невинные люди ошибались гораздо сильнее, не справившись с давлением допросов.