— Расскажи мне все, — сказала она. — О себе, я имею в виду.
Медленно и сбивчиво Гидеон начал рассказывать. Обычно он никому не говорил ничего о своем прошлом. Но — была тому виной усталость или стресс… или просто присутствие рядом интересного и сочувствующего человека — он начал рассказывать ей о своей жизни. О том, как стал вором предметов искусства, как просто ему было совершать кражи в исторических сообществах и музеях, как он в большинстве случаев мог проделывать это безнаказанно, потому что чаще всего об ограблениях так и не становилось известно.
— Многие из подобных мест не заботятся о предметах искусства, — сказал он. — Они не выставляют их, хранят вдали от посторонних глаз. У них, конечно, есть списки имеющихся экспонатов, но зачастую они никогда не проводят по ним перекрестных проверок, поэтому могут пройти годы, прежде чем они обнаружат, что их ограбили. Если вообще обнаружат. Это идеальное преступление, если не замахиваться на слишком известные предметы искусства. Существуют тысячи мест, которые так и напрашиваются быть ограбленными.
Алида накрутила на палец прядь влажных волос.
— Ничего себе. И ты все еще этим занимаешься?
— Я завязал с этим несколько лет назад.
— Ты никогда не чувствовал вину?
Гидеон не мог изгнать из разума мысль, что разговаривает с обнаженной женщиной. Он старался смотреть на это отстраненно, как мужчины с картины «Le déjeuner sur l’herbe»[50], которые, созерцая обнаженную женщину, держались совершенно непринужденно. Во всяком случае, одежда на сушилке уже совсем скоро должна была высохнуть…
— Иногда. Особенно однажды. Я был самонадеян и отправился на коктейльную вечеринку, которую историческое сообщество, ограбленное мной, организовало для сбора средств. Я подумал, это будет забавно. Мне встретился куратор, отвечавший за это мероприятие, и он был потрясен и расстроен. Он не только заметил, что небольшая акварель исчезла — оказывается, это был его любимый экспонат. Это все, о чем он мог говорить и думать, настолько тяжело он переживал эту потерю. Для него это действительно была личная утрата.
— И ты вернул картину назад?
— К тому моменту я ее уже продал. Но я серьезно задумался о том, чтобы украсть ее снова для него.
Алида рассмеялась.
— Ты ужасен! — она взяла его за руку и слегка погладила. — А как ты потерял кончик пальца?
— Это история, которую я никому не рассказываю.
— Ну же. Мне ты можешь рассказать.
— Нет. Правда. Эту тайну я унесу с собой в могилу.
Сказав это, Гидеон вдруг вспомнил, что могила для него может быть намного ближе, чем для большинства людей. Это был факт, о котором он вспоминал каждый день, почти каждый час, но сейчас мысль о нем — здесь, в этой пещере, рядом с обнаженной женщиной — буквально вышибла их него дух.
— Что с тобой? — Алида сразу же почувствовала в нем перемену.
Он уже знал, что расскажет ей, поэтому не колебался.
— Есть большая вероятность, что надолго я в этом мире не задержусь, — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и натянутой.
Девушка уставилась на него, нахмурившись.
— Что ты хочешь этим сказать?
— У меня, якобы, нашли что-то под названием артериовенозная мальформация Галена.
— Что?
Гидеон уставился в огонь.
— Это переплетение артерий и вен в мозге, большой узел кровеносных сосудов, в котором артерии соединяются непосредственно с венами, не проходя через сеть капилляров. В результате высокое артериальное давление расширяет вену Галена, раздувая ее, словно воздушный шар. В какой-то момент она взрывается — и человек умирает.
— Нет…
— Это врожденный дефект, но после двадцати лет он может начать расти.
— И что с этим можно сделать?
— Ничего. Лекарства нет. У этой болезни нет симптомов и нет лечения. И это убьет меня примерно через год. Плюс-минус. Я умру внезапно, без предупреждения. Бум — и sayonara[51].
Он замолчал, продолжая смотреть на огонь.
— Это одна из твоих шуток, верно? Скажи, что шутишь.
Гидеон молчал.
— Боже мой! — прошептала Алида. — И действительно ничего нельзя сделать?
Через минуту Гидеон ответил.
— Дело в том, что об этом всем мне рассказал человек в Нью-Йорке. Тот, кто нанял меня на эту работу. Он… мастер манипуляции. Есть шанс, что он сфабриковал все это. Чтобы удостовериться в его словах, я сделал МРТ в Санта-Фе несколько дней назад, но, разумеется, возможности узнать результаты у меня не было.
— Значит, над твоей головой висит потенциальный смертный приговор?