— Мертвая точка, — заключила Джульет, — не может служить для развития повествования.
— Верно! — подхватила Рут, словно ее осенило. — Эпизод ни к чему не привязан. Не исходит из предыдущего и не ведет к последующему.
Собственное мрачное определение возымело на хореографа обратное действие: Рут отыскала решение и вздохнула с облегчением.
— Нужно, чтобы за всем этим наблюдал Пип! — воскликнула она и вскочила на ноги.
Сначала принялась танцевать одна, затем привлекла Патрика, заставляя того играть партию Эстеллы. Джульет с изумлением смотрела на Рут: она ни разу не видела, как подруга творит, и ей показалось, что новые комбинации движений возникали сами по себе.
— Антон, встань здесь! — распорядилась Рут после трех или четырех минут кружения, подпрыгиваний и скольжения с Патриком и указала место. — Многого не требуется: сделай вид, что внимательно смотришь, словно подглядываешь сквозь французское окно. Луис, — повернулась она к пианисту, — начни с двадцать четвертого такта.
Глядя из коридора через окошко, Джульет не видела того, кто сидел за роялем. Но теперь пианист оказался у нее перед глазами — сухонький мужчина среднего возраста, в толстых очках с «печеночными» пятнами на руках, лице и на коже под редеющими седыми волосами. Он не отрывал ловких пальцев от клавиатуры и тем не менее производил впечатление суетливости. Его одежда была безукоризненно свежей и более официальной, чем у всех остальных. Обозначая начало каждого такта, он энергично кивал головой.
— Анданте, — уточнила Рут, воплощая в движения свои идеи и бросая Патрику: — Теперь попробуй поворот. Нет, не так, откинься на меня.
Тем временем Антон, как его просили, поднялся, подошел к стоявшему у окна похожему на песочницу низкому деревянному ящику, окунул внутрь по очереди обе ступни и быстро потер обо что-то внутри. Затем раскинул руки, но прежде, чем занять указанное Рут место, скакнул с одной ноги на другую и сделал быстрый пробный оборот. Несколько мгновений наблюдал, как она работает, потом пригнулся, словно подглядывал за танцующими из-за забора. На лице появилось выражение живого любопытства, каждое пожимание широкими плечами, каждый подъем груди говорили о неподдельном интересе. Джульет сразу почувствовала, насколько права Рут: сцена урока мисс Хэвишем окрасилась напряженностью и динамичностью, которых не хватало до этого.
После каждой серии движений Рут спрашивала: «Всем ясно?» — и оборачивалась к Лили и Кирстен, которые сначала наблюдали, а затем стали пытаться воспроизводить то, что делала она. Харт Хейден встал и занял место vis-a-vis Лили. А Кирстен расположилась соответственно напротив Антона. Хейден, немного поразмыслив, не стал пригибаться, а изогнулся вбок, словно прячась за рамой французского окна. И хотя его лицо не выражало больше ничего, кроме сосредоточенности профессионала, возбуждение подсматривающего человека сквозило в каждом движении руки или ноги.
В нескольких ярдах от них Электра Андреадес и кудрявая жилистая Мери Кристи тоже повторяли, хотя и не так уверенно, урок Рут и Патрика. Джульет не могла представить, как танцовщикам удается запомнить переливающиеся друг в друга движения, но они их воспроизводили. Видимо, сказывалась тренировка, как у актеров, которые способны моментально схватывать импровизацию режиссера.
Пока Рут продолжала работать, снова и снова возвращаясь к началу двадцать четвертого такта, Джульет обратила внимание на единственного в репетиционной человека, который остался сидеть на стуле. Это была пожилая, одетая во все черное, худощавая дама. Черное трико, броская черная юбка на бедрах. Она держалась очень прямо. То, что эта женщина некогда была балериной, было ясно не только из ее одежды и осанки — об этом свидетельствовали забранные в пучок длинные, хотя теперь уже седые волосы. На ее коленях покоился планшет с зажимом, правой рукой она держала карандаш, красивые темные глаза сосредоточенно наблюдали за тем, что делала Рут. Время от времени она отводила от хореографа властный взгляд и делала пометки на листе бумаги. Впоследствии Патрик представил ее: Викторин Вэлланкур танцевала в парижской Гранд-опера. Уже много лет мадемуазель Вэлланкур состояла главным балетмейстером в студии Янча и присматривала за теми, кто работал с танцовщиками. Лили Бедиант была ее личной протеже. Патрик добавил, что Викторин следит, чтобы энергичные движения, которых требовала от своих подчиненных Рут, не перегружали связочный аппарат и не причинили травмы ее уже зрелой воспитаннице и, естественно, другим артистам. По замыслу Рут все выступали в балетках, что не совсем соответствовало характерному стилю танца.