— Со мной очень легко договориться. Мы можем поговорить сейчас или после того, как ваше выступление закончится.
— Я уже вам сказала, что буду сегодня очень занята!
— Тогда наша беседа может растянуться. Думайте скорее, или я доставлю вас в управление прямо сейчас и на несколько часов.
Ее глаза метали молнии.
— Ну хорошо! После выступления.
— Здесь?
— Лучше у меня дома. Сегодня я собираюсь уйти пораньше. Вы можете отвезти меня домой, если у вас есть машина.
— Я вожу автомобиль — владеет им финансовая компания.
— Встретимся у входа в двенадцать пятнадцать.
— Прекрасно. До встречи!
— Минутку, лейтенант!
— Слушаю вас.
— Это деловая беседа — и ничего больше. Я хочу, чтобы это было ясно с самого начала.
— Чисто деловая, мисс О’Хара.
Я вышел и подумал — не случилось ли у меня размягчение мозгов. К черту все, к черту Джонни Лэндиса, к черту его папашу, к черту шерифа Лейверса. С этими мыслями я отправился домой — они придавали мне уверенность.
Примерно около восьми часов вечера я вошел в свою комнату, включил проигрыватель, поставил Дюка Эллингтона, налил себе виски и уселся в кресло.
Вдруг зазвонил телефон.
— Где вы, черт побери, шлялись? — шарахнул мне в ухо знакомый голос.
— Подписываете мою отставку?
— Вы там были, когда Лэндис звонил мне?
— Был.
— Мне надо что-то сделать, — сказал Лейверс. — Он раздует эту историю в передовице своей завтрашней газеты. До сих пор я отбивался от репортеров, но завтра мне придется им что-нибудь сказать.
— Как насчет «К черту Лэндиса!»? — предложил я.
— А как насчет «Уилера — в сержанты»? — рявкнул он.
На это трудно было чем-то ответить.
— Не понимаю, как это он успел вернуться домой и застать вас там? — продолжал Лейверс.
— Могу вас помочь, — ответил я. — Это сделал дворецкий. Он позвонил Лэндису и сообщил о моем визите.
— Вам удалось что-нибудь узнать у дочери Лэндиса?
Я решил, что Лейверсу будут неинтересны мои любовные приключения.
— Ничего определенного, — сказал я, строго придерживаясь истины. — Она не любила Джона и назвала его мерзавцем. Джона никто не любил. Это примерно все.
— Немного!
— Я надеюсь узнать побольше.
— Вы лучше узнавайте побыстрее, — сказал он. — И будьте у меня в управлении завтра в девять утра. Не опаздывайте, Уилер!
— Да, сэр, — сказал я и повесил трубку.
Телефон тут же зазвонил снова. Я поднял трубку и сказал:
— Да, сэр, завтра ровно в девять.
Абсолютно несвойственное Лейверсу молчание прервал напряженный голос:
— Лейтенант Уилер?
— Кто это?
— Это Тальбот, сэр. — Голос слегка дрожал. — Я пытаюсь дозвониться до вас уже несколько часов. Мне необходимо немедленно вас повидать!
— Прекрасно, — сказал я и дал ему свой адрес. — Когда вы придете?
— Уже иду, лейтенант!
Он повесил трубку.
Я налил себе еще виски и опять уселся в кресло. Из пяти динамиков, расположенных в комнате, лилась песня «Любовный зов креолки», и мне нечего было больше желать, разве что блондинку. Через десять минут раздался третий звонок. Я угадал голос сразу.
— Эл, — сказала она, — мне ужасно неловко, что все так случилось. Я чуть не умерла. Правда. Не знаю, почему отец вернулся домой. Объяснять ему что-то бесполезно, он просто не будет слушать. Он… он пугает меня. И так всегда — с тех пор, как я себя помню.
— Не беспокойся насчет этого, Рена.
— Но я не могу, Эл. Ты знаешь, твоя близость была так волнующа, и я так и не успела выяснить…
— Это точно, — сказал я.
— Папы нет дома. Он в редакции, и его не будет очень долго. Я в доме одна. Ты не мог бы приехать ко мне, Эл? Дворецкий вышел минут десять тому назад, и не думаю, что он скоро вернется. Мы будем совсем одни, Эл.
— Прости, детка, но это невозможно.
— И ты меня прости. Сегодня утром у меня возникли по отношению к тебе низменные чувства, и если я не удовлетворю их, то наступит депрессия.
— Да, — поторопил я ее. — Ты мне уже рассказывала об этом сегодня утром.
— Почему бы мне к тебе не приехать?
— Замечательно! Тебе понадобится для этого много времени?
— Минут двадцать. Где ты живешь, Эл?
Я дал ей адрес, и она повесила трубку. Было ровно девять часов вечера. Тальбот придет сейчас, Рена — минут через двадцать. В четверть первого у меня еще одно свидание. Похоже, у меня будет веселая ночка!
Я перевернул пластинку и налил себе еще виски. Мне следовало взбодриться. Должно было произойти то, что женщины-романистки называют пикантной ситуацией. Рена приходит ко мне и видит своего дворецкого, изливающего передо мной свою душу. А ведь Рена считает «излияние души» своей монополией.