— Да, конечно, — сказал я.
Мы вышли из кабинета и прошли обратно на эстраду. Мэрфи склонился над телом.
— Мне придется его передвигать, — сказал он. — Вам надо сначала все сфотографировать?
— Да, — сказал я. — Прежде всего.
Фотограф сделал несколько снимков, а затем за труп принялся Мэрфи.
Через некоторое время он встал, отряхивая руки.
— Пуля прошла через левое легкое, — сказал он. — Возможно, задела сердце. Смерть, должно быть, наступила мгновенно.
— Сумасшедший! — сказал я.
Мэрфи нахмурился:
— Что вы сказали?
— Это сказал не я, а он. — Я указал на труп. — Он вскрикнул, вышел на эстраду, сказал «сумасшедший» и свалился.
Мэрфи раздраженно что-то прошептал.
— Сколько времени прошло с того момента, как вы услышали крик, до того, как он упал?
— Может быть, секунд пять, — сказал я, — может, меньше.
— А как вы считаете, что такое мгновенная смерть?
— Это вы, док, — вежливо отозвался я.
— Я проведу вскрытие сразу же, как только мне доставят его, — сказал он. — Вам еще что-нибудь нужно?
— То, что лежит у него в карманах. Вы не возражаете?
— Сколько угодно. Мой запрет мало что изменит.
Я вывернул все карманы и попросил Полника отнести содержимое в кабинет Миднайт.
Прибыла труповозка, двое санитаров вынесли труп, и Мэрфи величаво удалился.
Затем вернулся Полник:
— Этой даме не очень нравится, что мы занимаем ее кабинет, лейтенант.
— Мы попросим мэра прислать ей официальное извинение. А пока этой даме придется удовлетвориться моим. Пойду извиняться прямо сейчас.
— Да, лейтенант, — пробормотал Полник.
— Мне надо с ней поговорить, — сказал я. — А когда я закончу, хочу расспросить, вернее, повидать этих троих ребят. — Я кивнул на музыкантов.
— По одному?
— Для начала всех вместе, — сказал я. — А потом официанта.
— Какого официанта?
— Он тут один такой, лохматый, как нечесаная собака.
Я пошел в кабинет Миднайт.
— Вам, наверное, никто не говорил, что вежливые люди обычно стучат перед тем, как войти, — холодно сказала она.
— На данный момент я считаю этот кабинет своим временным штабом, если не возражаете.
— Возражаю, — сказала она. — Но не думаю, что это что-нибудь изменит.
Она сидела на диване, изящно скрестив ноги, в ее руке был стакан, по-моему с водкой и тоником. Я подошел к бару и налил себе виски, бросив туда несколько кубиков льда. Затем уселся за стол.
Все изъятое из карманов трупа Полник сложил на столе аккуратной стопкой. Я начал осмотр: полупустая пачка сигарет, коробок спичек, на одной стороне которого было написано «Золотая подкова», смятый носовой платок, несколько десятидолларовых бумажек общей суммой в сто шестьдесят долларов, расческа и пилочка для ногтей. Последней вещью в стопке оказался мятый и грязный конверт, на задней стороне которого было написано карандашом: «Не высовывайся, марихуанщик».
Я отхлебнул виски, открыл ящик стола — как выяснилось, пустой — и смел туда все вещи, включая и полупустую пачку сигарет, от которой пахло марихуаной. Затем вновь закрыл ящик.
— Чувствуйте себя как дома, лейтенант, — сказала Миднайт. — Не подложить ли вам подушку?
— Было бы неплохо, — признался я. — Но мне сейчас придется забыть о комфорте и заняться делом. Мне надо задать несколько вопросов и выслушать такое же количество ответов. Не возражаете, если я начну с вас?
— Только побыстрее, лейтенант, — сказала она. — Я должна распорядиться, чтобы убрали помещения, пока все не ушли домой.
— Я вас не задержу. Прежде всего — самое главное: вы работаете каждый вечер?
— Мы закрыты по воскресеньям и понедельникам.
— Это прекрасно. Что вы делаете в понедельник вечером?
Глава 3
Музыканты сели рядышком по другую сторону стола, и я наконец-то смог их как следует разглядеть.
Слева сидел Клэренс Несбитт, который без своего контрабаса выглядел растерянным. Это был грузный человек, и на нем все еще была коричневая шляпа-«дерби», в которой он играл на эстраде.
В центре этой троицы сидел Уэсли Стюарт, трубач, высокий и тощий, как скелет, с большими голубыми мечтательными глазами и длинным носом, не соответствующим пропорциям лица. Последним был Куба Картер — низенький и темноволосый человечек — обладатель длинных черных усиков и сверкающих белых зубов.
Я закурил и посмотрел на них.
Куба нервно задвигал ногами, пальцы Клэренса перебирали невидимые струны, и мне показалось, что сейчас зазвучит его контрабас, который стоял у стены напротив. Только Уэсли Стюарт сидел неподвижно, и, судя по его отсутствующему взгляду, он находился за тысячу миль от кабинета Миднайт О’Хара.