— У него необыкновенно сильные руки. До приключившегося с ним несчастья он был могучего телосложения. Он очень ловко управляет коляской и с помощью костылей может достаточно легко перемещаться по комнате, например, от кровати до кресла.
— А разве людям с подобными увечьями не делают протезов?
— Это не для него. Здесь затронут позвоночник.
— Ясно. Итак, у мистера Джефферсона сильные мышцы, и он вполне сносно себя чувствует.
Меткаф кивнул.
— Но сердце у него никудышное, — предположил Харпер. — Любая перегрузка, потрясение или неожиданный удар могут отправить его на тот свет. Правильно я вас понял?
— Более или менее. Перегрузки медленно, но верно его убивают, а он не желает дать себе передышку. Все это еще больше ухудшает состояние его сердечно-сосудистой системы. Вряд ли подобный образ жизни приведет к внезапной смерти, но неожиданное потрясение — вполне может стать ее причиной. И об этом я со всей определенностью предупредил его близких.
— Однако, как мы могли убедиться, последнее потрясение не привело к смерти, — помолчав, заметил инспектор. — Ведь убийство Руби было для него весьма большим потрясением, и все же он жив.
Доктор Меткаф пожал плечами:
— Да, это так… Но имей вы за плечами мой опыт, инспектор, вы бы убедились в том, насколько ошибочны бывают подобные прогнозы. Люди, которые по всем показаниям должны были бы умереть от шока или полного отказа иммунной системы, почему-то не умирают, а иной раз даже начинают чувствовать себя лучше. Человеческий организм гораздо крепче и непредсказуемее, чем мы думаем. Опять же по опыту я знаю, что физическая встряска чаще приводит к смерти, нежели душевное потрясение. Говоря проще, неожиданный удар двери по лбу убил бы его скорее, чем известие об убийстве девушки, которую он боготворил.
— Интересно, почему?
— Плохая новость почти всегда вызывает защитную реакцию организма. Она как бы оглушает. Поначалу человек просто не может осознать ее, смысл сообщения целиком «доходит» до него лишь спустя какое-то время. Тогда как неожиданный удар дверью, какое-нибудь нападение, столкновение с другим человеком, или внезапный рев автомобильного двигателя, когда вы переходите улицу, воздействуют непосредственно. При этом сердце, как принято говорить, чуть не выпрыгивает из груди.
— Но ведь все отлично знали, что потрясение от гибели девушки вполне могло повлечь за собой смерть мистера Джефферсона? — решил уточнить инспектор.
— Конечно, могло. — Доктор с любопытством взглянул на инспектора. — Но ведь вы не думаете…
— Я еще не знаю, что думаю, — немного раздраженно перебил его старший инспектор Харпер.
— Но согласитесь, сэр, тут ведь прослеживается очевидная связь, — говорил он чуть позже сэру Генри Клитерингу. — Одним выстрелом было задумано убить двух зайцев. Сначала девушку, а затем самим фактом ее смерти и мистера Джефферсона — до того, как он успеет изменить свое завещание.
— Но теперь-то он вряд ли захочет его изменить?
— Вам виднее, сэр. Так что вы на это скажете?
— Ну, не знаю. До того, как появилась Руби Кин, он, насколько мне известно, завещал деньги Марку Гаскеллу и миссис Джефферсон, в равных долях. Не вижу причины, почему он вдруг должен что-то менять. Но вообще-то это не исключено. Возьмет да и передаст все приюту для бездомных кошек или какому-нибудь фонду помощи начинающим танцорам.
— Да, конечно, — согласился инспектор. — Поди угадай, что у человека на уме, тем более если он не связан ни с кем моральными обязательствами. Ведь у него не осталось близких родственников.
— Он очень любит Питера, — сказал сэр Генри.
— Думаете, он считает его своим внуком? Вам, конечно, виднее, сэр.
Однако сэр Генри, подумав, сказал:
— Нет, не думаю.
— Я вот еще о чем хотел вас спросить, сэр. Мне-то судить трудно, а вот вы, должно быть, знаете, ведь он ваш друг. Как мистер Джефферсон относится к мистеру Гаскеллу и миссис Джефферсон? Он их любит?
Сэр Генри нахмурился.
— Я что-то не совсем понимаю вас, инспектор.
— Я вот о чем толкую, сэр: нравятся ли они ему чисто по-человечески, а не, так сказать, по долгу родства?
— A-а, теперь ясно.
— Видите ли, сэр, никто не сомневается в том, что он очень к ним привязан, но, по-моему, это потому, что они таки остались для него мужем его дочери и женой его сына. Ну а если кто-то из них надумает снова вступить в брак?
Сэр Генри, задумавшись, сдвинул брови.
— Интересный вопрос, очень интересный… Не знаю, что и сказать. Но не исключаю — заметьте, это всего лишь предположение — что такой поворот событий мог бы изменить его отношение. Он, безусловно, пожелал бы им счастья, искренне, без всяких задних мыслей. Но как мне кажется, они стали бы ему неинтересны.