Ночью залаял дворовый пёс и опрометью бросился к амбару. На тропинке, петлявшей между яблонями, он остановился и залился ещё неистовей. Пёс дрожал от злобы, шерсть на загривке вздыбилась.
Собачий лай разбудил людей, спавших в избе. Они открыли окно и увидели, как кто-то высокий и неловкий, пригнувшись, бежит по полю к ольшанику. В руках у человека дубинка.
Мужики быстро оделись, захватили с собой ружьё, которое висело в горнице на гвозде, и осторожно вышли во двор. На дворе постояли, хоронясь в тени дома, пошептались и, крадучись, зашагали дальше. У амбара всё было в целости — и двери, и задняя стенка. Но на земле под навесом виднелись следы ног, обутых в постолы.
Загнав пса в дом, снова двинулись к амбару. Как знать, может быть, беглец и вернётся. Решили подстеречь его и засели между амбарным срубом и поленницей. Отсюда был виден кустарник, растущий за амбаром, и узкое мглистое поле — через него-то и перемахнул неизвестный.
— Смотри-ка. Не человек ли там?
Приподнявшись над поленницей, вгляделись в даль.
— Он самый, не иначе.
— Никак, двое?
— Двое? Нет, один.
— А что там, справа, чернеется?
— Куст.
Тёмная фигура подкрадывалась к амбару. Она приближалась, росла.
— Идёт!
— Пристрелим или живьём возьмём?
— Живьём. Пристрелить успеем.
Вскоре человек, скрывавшийся в кустах, снова показался у амбара и начал взбираться по лесенке. Мужики с криком ринулись на незнакомца. Он упал на спину в грязь.
Но его подняли — стой на ногах! Его ругали, ему грозили кулаками, тыкали чуть ли не в нос ружейным дулом. Человек стоял, растерянно глядя на мужиков. Его тёмные волосы растрепались, полы широкого дожде-вика свисали почти до земли. Пёс выбрался из дома и, рыча, стал обнюхивать неизвестного. И опять шерсть у него на загривке вздыбилась.
— Чего шляешься по ночам, чего искал? — кричали в лицо неизвестному. — Зачем тебя сюда принесло? На кой чёрт ты полез среди ночи на чужой сеновал? Что вынюхиваешь, говори!
— Чего я шляюсь? — сказал неизвестный, и голос его дрогнул. — Чего мне нужно?
Вокруг по-прежнему стояли трое.
— Да, чего шляешься! Вот оттащим тебя в кусты и пристрелим, как щенка.
Незнакомец поглядывал на мужиков. Лицо его кривила жалкая, растерянная улыбка.
— Заладил — «чего я шляюсь, чего мне нужно!». Брось прикидываться. Попался — отвечай. А там решим, увидишь ли ты ещё, как солнышко всходит.
Двое потащили незнакомца к дому, третий пинал его сзади.
— Не бейте меня, не убивайте, — только одно и твердил он с перепугу.
Его вели к хозяйскому дому. Ему стало ещё страшней, когда он увидел чёрную пустоту за раскрытой дверью и горбатую соломенную кровлю.
— Я тоже человек, как и вы. Отпустите меня, я пойду своей дорогой.
Ноги у него слабели и подкашивались.
— Это ты-то человек? — издевались мужики. — Вот поглядим, что в тебе человечьего.
С шумом прошли через сени и поволокли неизвестного дальше, в просторную людскую. Из дверей, ведущих на чистую половину, смотрели оробевшие женщины.
— Поймали воровскую морду, — бахвалились мужики.
— Дворовый пёс его спугнул, в кусты загнал, а он, простофиля, потом опять обратно к амбару подался. Ну, что тебе понадобилось на чулком сеновале, говори!
— Что мне понадобилось…
— Да, вот именно, что понадобилось, отвечай!
— Чего я искал…
— Не рассусоливай: что да чего, — отвечай! Они дотошно обыскали его карманы, но оружия не обнаружили, нашли только маленький ножик с гнутой рукояткой, кусочек колбасы, кошелёк с несколькими пенни1, пять длинных свечей и коробок спичек.
Мужики рассвирепели.
— А теперь говори, почему у тебя в кармане свечи и коробок со спичками? С какой стати? Зачем носишь их в кармане? Спички захватил, а сам не курит.
— Это как же не курю, — отвечал незнакомец.— Позвольте, я покажу вам, у меня и папиросы в кармане! Вас тут сколько, я один, а вам боязно руки мне развязать. Трусы не хуже зайцев. У меня в нагрудном кармане коробка с папиросами. Какой же я некурящий?
Действительно, из нагрудного кармана достали коробку папирос.
— А на что тебе свечи? Зачем свечи с собой таскаешь?
— Зачем…
— Отлаиваться ты, видно, мастер, а вот соврать добром не умеешь. Зачем да почему — этак не отвечают.
Тогда человек сказал:
— Случись у меня в кармане, например, ложка или железный костыль, тогда как? Тоже пришлось бы объяснять вам, зачем их с собой таскаю?
Но мужики не нуждались в его ответе. У них нашёлся новый основательный довод.
— У тебя в кармане пять свечей, а у нас пять строений на хуторе. Ну, как ты это объяснишь?
— Пять строений?
— Да, пять, и пять свечей!
Хозяин поспешил на чистую половину, принёс оттуда листок бумаги.
— Читай, разбойник! Читай! Теперь ты, ледащий, не отвертишься!
Человек прочитал:
«Сообщаю тебе, что весь твой хутор скоро свидится с красным петухом! Спалю тебя дотла, пойдёшь по миру!»
Хозяин вопил:
— Мои дома палить! За хорошие деньги небось под-рядился. На дом по свече. Чтобы ночью сразу весь хутор спалить. Попался, гад! Нынче тебе от пули не уйти.
Принесли верёвку и накрепко ещё раз связали человека. Тот отчаянно сопротивлялся.
— Неправда! — кричал он. — Ошибаетесь! С какой стати мне, чужому человеку, твои дома жечь? Я из посёлка в город шёл. Накрапывать стало, вот и решил от дождя спрятаться До утра, думаю, отдохну на сено-вале, дождик не промочит.
Хозяин заорал:
— Не верю! Поджигатель! В лес тебя — и на сук.
Но всё-таки мужики не уволокли человека в березняк, а втащили в старый каменный погреб. Заперли дверь на ключ. Утром отправились в посёлок за полицией.
Было за полдень, когда на хутор приехал полицейский, злой и усталый, — ночью он где-то охотился за ворами.
— И лошадь голодна, и у самого живот подвело,— угрюмо сказал он. — Только и знай — лови воров. Но-чью взял одного на мушку, да промахнулся, чёрт.
Лошади задали овса и сена, полицейского провели в горницу, накормили, угостили водкой. Уплетая сало за обе щёки, он спросил:
— Стало быть, у тебя, Март, хотели хутор спалить? Как же это вышло, а?
Набив рот, он бесцеремонно клал себе на тарелку куски пожирнее, а в жадную до спиртного глотку опрокидывал шкалик за шкаликом. Казённую водку хозяева сдобрили мёдом — послаще будет.
— Как это вышло? — принялся рассказывать хозяин. — Сам я ничего бы не приметил, да вот пёс у меня хороший — залаял, поднял нас. Бросились к окну, видим, кто-то крадётся по пашне в кусты, а пёс за ним следом. Втроём сразу и вышли, а пса в дом заперли, чтобы дела не испортил. Забрались на сеновал, ждём. Думаем, наверняка вернётся. Не заждались, смотрим, кто-то у лестницы показался. Влез. Нас ему не видно было. Сунул он свечу в солому и спичкой поджёг. Так подстроил, чтобы солома не сразу занялась, а чуточку погодя. Тут выскочили мы и забрали мерзавца.
— Имели полное право там его и прикончить. Пёс не пролаял бы.
Хозяин задумчиво поглядел на пол, хрустнул раз?другой узловатыми пальцами.
— Парни хотели было, да я, дурень, запретил, — сказал он, — думал: человек я с деньгами, ну и нехорошо… нынче ведь время такое. Наживёшь ещё лишнего врага.
А потом зашептал на ухо полицейскому:
— Вам сподручнее пустить ему пулю в лоб — вы человек при должности, вам это спокойно, закон разрешает. Скажите, что, мол, в лес хотел бежать. Бахнул, да не мимо, чёрт возьми! Упал он ничком в кусты — и сразу дух вон.
Полицейский усмехнулся уголком рта.
— Ну что ж, почему бы… коли…
Он тоже перешёл на шепоток.
— К богу в рай — мало ли людей спроважено. Знаешь, как в песне поётся: крутят деньги всё на свете…
Он прищурил глаз, и хозяин сразу понял смысл этого прищура, в ответ подмигнул полицейскому, и оба усмехнулись во весь рот.
Полицейский с аппетитом грыз вкусную грудинку. Хозяин вполголоса сказал, что готов расплатиться по заслугам: мукой, поросёнком, двумя—тремя возами клевера да и ещё кое-чем.
Потом спустились в погреб. Человек спал в полупустой загородке для картофеля; колени у него стояли торчком, руки были связаны за спиной. Он храпел.
Хозяин постучал палкой по острым коленям.
— Эй ты, свечник, подымайся! Поразмыслим, что с тобой делать.
Человек проворно вскочил, вышел из загородки и поднялся в горницу вместе с хозяином и полицейским. Там он осторожно сел на стул — видно, сморила его усталость — и сказал: