Спустя некоторое время дверь открылась и вошел Бантер, аккуратно одетый, с подносом, от которого исходил превосходный аромат ветчины и яиц.
— Привет, Бантер.
— Доброе утро, мой лорд! Я полагаю, ваша светлость отдохнули.
— Чувствую, что я здоров, спасибо, — если бы не общее ощущение, словно мне сделал массаж некий парень с чугунными пальцами и узловатыми суставами. А как у тебя дела?
— Руки немного устали, спасибо, милорд; во всем остальном, счастлив сказать, я не чувствую никаких следов несчастного случая. Позвольте мне, мой господин.
Он бережно установил поднос на колени лорда Питера.
— Они, должно быть, здорово устали, — сказал его милость, — вытаскивая меня. Я в большом долгу перед тобой, Бантер, и никогда не смогу оплатить его. Ты знаешь, я не забуду. Хорошо, я не хочу смущать тебя… В любом случае — большое спасибо. Так вот. Ну как, они предложили тебе приличное место для ночлега? Прошлой ночью, я, кажется, слишком рано лег спать и не смог за этим проследить.
— Я спал превосходно, благодарю, мой лорд. — Мистер Бантер указал на низенькую кровать на колесиках в углу комнаты. — Они предложили мне другую комнату, мой господин, но в сложившейся ситуации я предпочел остаться здесь, надеясь, что вы простите мне такую вольность. Я сказал им, что боюсь последствий столь длительного погружения для здоровья вашей светлости. Кроме того, я опасался намерений Граймторпа. Я боялся, что он мог забыть о проявленном гостеприимстве и совершить какие-то поспешные действия, если бы мы не были вместе.
— Я не удивляюсь. Парень выглядит наиболее вероятным убийцей, которого я когда-либо видел. Мне нужно поговорить с ним сегодня утром — или с миссис Граймторп. Клянусь, ей есть что сказать нам. А вы как думаете?
— У меня нет сомнений, честное слово.
— Проблема в том, — Уимзи продолжал говорить с набитым ртом, — что я не знаю, как к ней подобраться. Этот ее подвыпивший муж, кажется, подозревает любого, кто прибывает сюда в брюках. Если он выяснит, что мы говорили с ней конфиденциально, его чувства могут, как ты говоришь, толкнуть его на некоторые прискорбные поступки.
— Вы правы, мой господин.
— Все же иногда парень должен уходить и ухаживать за этой проклятой старой фермой, и тогда, возможно, нам удастся поговорить с ней. Странный тип женщины — она чертовски прекрасна, не правда ли? Интересно, что она сделала с Кэткартом? — добавил он задумчиво.
Мистер Бантер не высказал никакого мнения по поводу этого деликатного вопроса.
— Хорошо, Бантер, пожалуй, я встану. Не думаю, что нам здесь рады. Мне не понравился взгляд нашего хозяина вчера вечером.
— Да, мой господин. Он бурно возражал по поводу того, что вашу светлость перенесли в эту комнату.
— Почему? Чья эта комната?
— Его собственная и госпожи Граймторп, мой господин. Она оказалась наиболее подходящей, здесь есть камин, и кровать была уже приготовлена. Госпожа Граймторп была очень любезна, мой господин, а один из мужчин, Джейк, указал Граймторпу, что это будет, несомненно, выгодно в денежном отношении, если он будет обращаться с вашей светлостью с подобающим уважением.
— Хм. Прекрасно, быстро схватывает, не правда ли? Хорошо, но это выше меня и далеко от меня. О боже! Я окоченел. Скажите, Бантер, есть ли у меня, во что одеться?
— Я высушил и вычистил костюм вашей светлости как мог, мой господин. Конечно, не настолько, каким бы я хотел его видеть, но думаю, вы вполне можете надеть его в дорогу до Ридлсдейла.
— Хорошо, я думаю, улицы не будут особенно многолюдными, — парировал его светлость. — Мне так хотелось бы принять горячую ванну. Как насчет воды для бритья?
— Я могу раздобыть ее на кухне, мой господин.
Бантер тихо выскользнул из комнаты, а лорд Питер, натянув рубашку и брюки, кряхтя и стеная, подошел к окну. Как заведено у неприступных обитателей графства, оно было плотно закрыто, и лист бумаги, сложенный в несколько раз, был втиснут между створками, чтобы препятствовать стуку оконной рамы. Он вытащил этот листок и распахнул окно.
Зашумел ветер, принеся с собой ароматы торфяника и вереска. Уимзи с наслаждением впитывал эти ароматы. Было радостно видеть приветливое ласковое солнце после всего случившегося — ему было крайне неприятно осознавать, что он должен был умереть в Ловушке Питера. В течение нескольких минут он стоял так, мысленно благодаря Провидение. Затем отошел, чтобы закончить одеваться. Клочок бумаги все еще был у него в руке, и он уже собрался бросить его в огонь, когда ему на глаза попалось слово. Он развернул бумагу. Прочтя ее, он поднял брови и открыл рот от изумления. Бантер, возвращавшийся с горячей водой, обнаружил, что его господин стоит без движения, с бумагой в одной руке и носками в другой, и насвистывает сложный пассаж из Баха.
— Бантер, — сказал его господин, — не возражай, я самый большой осел в мире. Вещь находится у меня под носом, а я не вижу ее. Я беру телескоп и ищу объяснение в Стэпли. Я заслуживаю того, чтобы быть замученным: мне требуется подвешивание за ноги в качестве лечебного средства при анемии мозга. Джерри! Джерри! Ну, естественно, конечно, что за осел, разве это не очевидно? Глупый старый придурок. Почему он не мог сообщить Мурблсу или мне?
Мистер Бантер подошел ближе, глядя вопросительно.
— Посмотрите на это, посмотрите на это! — сказал Уимзи, истерично смеясь. — О боже! О боже! Втиснул в оконную раму, где любой может найти. Как это похоже на Джерри. Подписывает деловые бумаги своим длинным именем, выставляет улику напоказ, а затем уходит и по-рыцарски молчит.
Мистер Бантер поставил кувшин на умывальник, чтобы не разбить, и взял бумагу.
Это было пропавшее письмо от Томми Фриборна.
Нет сомнений. Это была улика, устанавливающая истинность свидетельских показаний Денвера. Более того, улика, устанавливающая его алиби в ночь на 13 октября.
Не Кэткарт — Денвер.
Денвер, предполагавший, что охотники должны были вернуться в октябре в Ридлсдейл, где в августе они открыли сезон охоты на куропаток. Денвер, крадущийся поспешно в 23.30, чтобы пройти две мили через поля в ночь, когда фермер Граймторп уехал покупать технику и корма. Денвер, небрежно втиснувший в оконную раму во время ночной непогоды важное письмо со своим титулом, чтобы все могли увидеть его.
Денвер, крадущийся назад в три часа ночи подобно загулявшему коту, чтобы споткнуться о мертвое тело своего гостя у оранжереи.
Денвер, который, с его правильными и глупыми понятиями английского джентльмена о чести, скорее пойдет упрямо в тюрьму, чем сообщит своему поверенному, где он был. Денвер, вводящий в заблуждение их всех, заставляя придумывать самые дикие и невероятные разгадки тайны — тайны, которая теперь стала ясной как День. Денвер, чей голос, по ее мнению, она услышала в тот памятный день, когда бросилась навстречу его брату. Денвер, который с помощью своих благородных пэров спокойно привел в движение огромную, скрипящую машину правосудия, чтобы сохранить репутацию этой Женщины.
В этот день, должно быть, проходило заседание избранного комитета, на котором члены палаты лордов разбирали детали прежних уголовных судов над пэрами, чтобы решить, как ускорить процесс по делу герцога Денверского. Обсуждались также следующие моменты: обращение лордов-парламентеров к королю, с тем чтобы ознакомить его величество с датой, назначенной для судебного разбирательства; принятие мер по оснащению Королевской галереи в Вестминстере; скромная просьба о присутствии значительных сил полиции для наведения порядка на подходах к палате; петиция его величеству о любезном назначении председателя суда пэров; требование, в соответствии с ужасным прецедентом, чтобы все лорды, вызванные в суд, явились в своих мантиях, соответствующих их статусу; чтобы каждый лорд, вынося приговор, честно высказывал свое мнение, положа правую руку на сердце; о присутствии в палате парламентского пристава, требующего от имени короля соблюдения тишины, — и так далее, и так далее до бесконечности. Подумать только — ведь всю эту чудовищную процедуру мог сделать бесполезной маленький грязный клочок бумаги, застрявший в оконной раме, если бы был обнаружен раньше.