Выбрать главу

— Хорошо, предположим, что это так.

— Это расскажет нам все.

— Ничего!

— Все, я говорю. Подумайте. Это было написано в день смерти Кэткарта. Теперь — кто в доме вероятнее всего мог написать эти слова: «разобьешь мое сердце… я теряю голову из-за страданий»? Проверим каждого. Я знаю, что это не почерк Джерри и он не использовал бы такие выражения. Полковник или госпожа Марчбэнкс? Вероятно, не Пигмалион! Фредди? Он не смог бы написать страстного письма по-французски, даже чтобы спасти свою жизнь.

— Нет, конечно, нет. Это мог быть либо Кэткарт, либо леди Мэри.

— Чепуха! Это не могла быть Мэри.

— Почему нет?

— Нет, если только она не изменила свой пол, подумайте сами.

— Конечно, нет. Было бы написано «я безумна». Тогда Кэткарт…

— Конечно. Он жил во Франции всю жизнь. Посмотрите его банковскую книжку. Посмотрите…

— Боже! Уимзи, мы были слепы.

— Да.

— И послушайте! Я собирался сообщить вам. Из французской сыскной полиции мне сообщили, что они проследили один из банковских чеков Кэткарта.

— Кому он выписан?

— Мистеру Франсуа, у которого много недвижимости недалеко от Этуаль.

— И он сдает ее как апартаменты.

— Без сомнения.

— Когда следующий паром? Бантер!

— Да, милорд!

Мистер Бантер поспешил к двери, услышав, что его зовут.

— Во сколько следующий паром до Парижа?

— В восемь двадцать, милорд, из Ватерлоо.

— Мы поедем на нем. Сколько времени у нас, чтобы собраться?

— Двадцать минут, милорд.

— Возьмите мою зубную щетку и вызовите такси.

— Конечно, милорд.

— Но, Уимзи, какое отношение это имеет к убийству Кэткарта? Неужели это женщина…

— У меня нет времени, — сказал Уимзи поспешно. — Но я вернусь через день или два. Тем временем…

Он торопливо поискал что-то на книжной полке.

— Прочтите это.

Он кинул книгу своему другу и ушел в спальню.

В одиннадцать часов, в то время как между «Норманью» и причалом стремительно расширялась полоса грязной воды, приправленной мазутом и обрывками бумаги, пока привычные к местному климату пассажиры набивали свои желудки холодной ветчиной и маринованными овощами, а более нервные изучали спасательные жилеты в своих каютах, пока справа и слева мерцали и расплывались огни бухты, лорд Питер старался избежать знакомства с второразрядным актером кино. А Чарльз Паркер, сидя у камина на Пиккадилли, 110-А, с нахмуренным лбом впервые знакомился с изысканным шедевром Аббата Прево.

Глава 14 ДАМОКЛОВ МЕЧ

Сцена 1

Лондон. Тронный зал в Вестминстерском дворце. Входят Болингброк, Омерль, Нортумберленд, Перси, Фитцуотер, Серри, Епископ Карлейльский, Аббат Вестминстерский и другие, за ними стража ведет Бегота.

Болингброк

Пусть Бегот подойдет.

Итак, поведай, Бегот, без утайки,

Как умерщвлен был благородный Глостер?

Кто вместе с королем задумал это

И кто свершил кровавое деянье,

Жизнь герцога до срока оборвав?

Бегот

Пусть предо мною встанет лорд Омерль.

Король Ричард II (Пер. М. Донского)

Исторический суд над герцогом Денверским по обвинению в убийстве начался, как только парламент повторно собрался после рождественских каникул. В газетах были опубликованы две короткие редакционные заметки: «Суд, вершимый пэрами над пэром», написанная женщиной-адвокатом и «Привилегии пэров: будут ли они отменены?» студента исторического факультета. Газета «Ивнинг Баннер» оказалась в трудной ситуации, опубликовав статью под заголовком «Шелковая веревка», написанную антикваром; эта статья, по мнению «Дейли Трампет», газеты лейбористской партии, была крайне предосудительной. Последняя саркастически спрашивала: почему, когда дело пэра представили на рассмотрение суда, для нескольких влиятельных лиц были зарезервированы билеты в Королевскую галерею, как на увеселительное шоу?

Мистер Мурблс и агент сыскной полиции Паркер, беседуя между собой, прогуливались с озабоченными лицами, в то время как сэр Импи Биггс уже три дня не появлялся на публике, размышляя о мистере Глиберри, К.С., мистере Браунринг-Фортескью, К.С., и множестве других незначительных членов свиты.

Линия защиты оставалась довольно неясной — более того, она вообще рушилась на глазах, лишенная своего основного свидетеля, и совсем было непонятно, существует ли на самом деле этот свидетель со своими свидетельскими показаниями.

Лорд Питер возвратился из Парижа в конце четвертого дня и ворвался подобно циклону в дом на Грейт-Ормонд-стрит.

— У меня есть доказательство, — сказал он, — но оно довольно шаткое, послушайте!

В течение часа Паркер слушал, лихорадочно делая пометки.

— Вы можете развить это дальше, — сказал Уимзи. — Сообщите Мурблсу. Я уезжаю.

Далее он поехал в американское посольство. Посла, однако, он там не застал, так как тот получил приглашение на королевский обед. Уимзи проклял обед, отказался от предлагаемых услуг вежливых секретарей в роговых оправах и прыгнул назад в свое такси с требованием отвезти его в Букингемский дворец.

Здесь со всей настойчивостью он обращался к должностным лицам, потом к более высокому должностному лицу, затем к еще более высокому и, наконец, к американскому послу и королевской особе — в то время, когда они еще пережевывали мясо.

— О, да, — сказал посол, — конечно, это может быть сделано…

— Конечно, конечно, — сказала радушно королевская особа, — у нас не должно быть никакой задержки. Может возникнуть международное недоразумение и множество газетных статей об острове Эллис. Необходимость отложить суд — это ужасная неприятность и утомительная суета, не так ли? Наши секретари постоянно приносят мне документы, чтобы подписать дополнительные разрешения для полицейских. Удачи вам, Уимзи! Идите и съешьте что-нибудь, пока они разберутся с вашими бумагами. Когда отправляется ваш пароход?

— Завтра утром, сэр, я успею на ливерпульский поезд через час, если смогу.

— Конечно, вы сможете, — сердечно сказал посол, подписывая краткую дипломатическую ноту, — а говорят, что англичане не умеют спешить.

Так, приведя свои бумаги в порядок, его светлость отбыл на пароходе из Ливерпуля на следующее утро, поручив своим законным представителям составлять альтернативные схемы защиты.

— Затем пэры, по двое, по порядку, начиная с самого молодого барона. — Герольдмейстер, очень разгоряченный и взволнованный, суетился вокруг трехсот или около того британских пэров, которые скромно облачались в свои мантии, в то время как герольды старались собрать их вместе и воспрепятствовать хождению, когда все уже подготовлено.

— Видел я фарсы… — раздраженно проворчал лорд Аттенбури. Невысокого роста, тучный джентльмен с холерическим темпераментом был раздражен тем, что оказался рядом с графом Стрэтгиланом и Беггом, чрезвычайно высоким, худым дворянином, имевшим четкое мнение относительно сухого закона и вопроса усыновления.

— Скажите, Аттенбури, — любезно спросил пэр из провинции, с пятью фалдами горностая на плече, — правда ли, что Уимзи еще не вернулся? Моя дочь слышала, будто бы он уехал в Штаты собирать доказательства. Почему именно в Штаты?

— Не знаю, — сказал Аттенбури, — но Уимзи чертовски умный парень. Когда он нашел те мои изумруды, помните, я рассказывал…

— Ваша светлость, ваша светлость, — закричал герольдмейстер отчаянно, ныряя в ряды, — ваша светлость снова оказались за линией!

— И что? — сказал пэр из провинции. — О, будь я проклят! Теперь я должен повиноваться приказам? — Но его оттащили от простых пэров и поставили рядом с совершенно глухим герцогом Уилтширским, который приходился дальним родственником Денверу по женской линии.

В Королевской галерее было полно народу. Ниже барьера, отделяющего судей от подсудимых, на местах, зарезервированных для супруг пэров, сидела вдовствующая герцогиня Денверская, со вкусом одетая и неприступная. Она сильно страдала от присутствия по соседству своей невестки, чья беда заключалась в том, что она стала неприятна свекрови в ее несчастье — возможно, самое тяжелое проклятие, которое могло быть наложено на человека, рожденного для скорби.