Она должна была сообщить о нём.
Она просмотрела свои записи, чтобы найти имя полицейского, которое встречалось несколько раз в статьях, где говорилось о главе расследования.
Она написала в своей тетради «Эрик Шефер, Отдел по расследованию преступлений полиции Копенгагена» и дважды подчеркнула эти слова.
Затем попросила счёт.
6
Если Элоизе не нужно было ехать куда-то или идти на утренние редакционные собрания, она не заводила будильник. В будние дни колокола Мраморной церкви всегда звонили в 8, и их звука было достаточно, чтобы разбудить её. Сколько она себя помнила, она всегда спала чутко и беспокойно.
Вот и сегодня она свесила ноги с кровати с первым ударом колокола, хотя большую часть ночи провела без сна – составляла каталог из сведений, добытых Мунком, и, наверно, запросто могла бы проспать ещё несколько часов.
Она посмотрела на мобильный, лежавший на тумбочке: Мартин пытался дозвониться ей в 4 утра. Он также прислал три одинаковые эсэмэски:
Перезвони мне!
Ещё было сообщение от Герды с сердечком. Элоиза отправила ей смайлик с поцелуем, потом включила на телефоне беззвучный режим и пошла босиком через гостиную в ванную комнату. Она внимательно оглядела множество документов и заметок, которые разложила ночью на полу в хронологическом порядке.
Быстро приняв душ, она села за дубовый столик в гостиной, где, кутаясь в махровый халат, принялась за большую порцию овсянки с изюмом и корицей и утренний кофе.
Элоиза перечитывала резюме проделанной за ночь работы, когда зазвонил домофон. Было слышно, что звонок срабатывал и у соседей.
На экране, который показывал картинку с улицы, виднелась макушка лысеющего мужчины.
– Да? – сказала она в домофон.
– Газеты, – ответили ей с сильным арабским акцентом.
Элоиза нажала на кнопку домофона и впустила газетчика в подъезд. Он сразу зашаркал вверх по лестнице, оставляя почту на каждом этаже. Одна за другой со скрипом открывались почтовые щели в дверях.
Она посмотрела на кучу старых рекламных объявлений, которые скопились у двери за неделю. Затем подняла их с пола и собиралась просмотреть пачку на предмет какого-нибудь очередного буклета из мясной лавки или сводки районных новостей, когда услышала, что газетчик уже поднялся на шестой этаж и стоит перед её дверью. Почтовая щель открылась, в ней показалась реклама продуктового магазина «Фётекс» и мягко приземлилась на грязный придверный коврик. Элоиза ожидала услышать, как газетчик станет быстро спускаться вниз по лестнице, но ничего не было слышно. Она осталась у входной двери и несколько секунд прислушивалась.
Тишина.
Тогда она бросила рекламу, которую держала в руках, и распахнула дверь.
На верхней ступеньке лестницы перед её дверью сидел невысокий мужчина средних лет и примерял мятного цвета кроссовки «Найк Эйр», которые Элоиза оставила за дверью два дня назад после пробежки по крепости Кастеллет. Он замер неподвижно с кроссовкой в руках и, казалось, думал, что если не будет шевелиться, то его не заметят.
– Кхм… – произнесла Элоиза и смущённо улыбнулась. Ей стало как-то неловко за этого человека. Она собрала воротник халата рукой, чтобы он закрыл шею до самого подбородка, и сказала:
– Не могли бы вы оставить их здесь?
Мужчина молча кивнул.
Он аккуратно отставил кроссовки в сторону, взял свои собственные ботинки в руку и в одних носках стал спускаться вниз по лестнице.
Элоиза оставалась в дверях, пока не услышала, как хлопнула входная дверь на первом этаже. Она с улыбкой покачала головой и хотела уже было зайти в квартиру, когда её взгляд упал на кучу рекламных объявлений, брошенных на пороге.
Цветные бумаги разлетелись по полу, словно конфетти из новогодней хлопушки, и там, под полосатым каталогом косметического магазина «Матас», виднелся уголок светло-голубого конверта.
Элоиза знала, от кого он пришёл, ещё до того, как взяла конверт в руки.
– Когда они пришли? – Карен Огорд кивнула на два письма, лежавшие перед ней на столе. Дверь в переговорную, где они сидели, была закрыта. Элоиза попросила о срочной встрече её, своего редактора, и Могенса Бётгера. Пока что пришла только Огорд.
– Первое я получила вчера в редакции. Оно лежало в моём почтовом ящике. Сколько оно там провалялось, не знаю. Пару дней, а может быть, неделю? На первом письме почтовый штемпель полуторанедельной давности из Канн, а на втором – из Лиона пятью днями позже, – сказала Элоиза. – Оно могло прийти в прошлую субботу. Я просто не обращала внимания до сегодняшнего дня. Оно лежало в куче рекламы у меня на пороге.