Душа полна предчувствий роковых".
Голос умолкает.
Затем возникает песня. Она начинается без слов,
протяжная и задумчивая. Песня мощная и печальная,
сложенная людьми труда и окрашенная русской природой
в неповторимые тона ее рек, лесов и равнин.
Люди вернулись с работы. В погруженном в сумрак зале
третьего класса вспыхивает слабый свет, бросающий
гигантские неясные тени. И в лязге складываемых
винтовок исчезает песня. Тишина. Затем включаются
новые звуки. Мерное постукивание станционного
телеграфа. Длинный серебристый звонок телефона. В
смежной с залом третьего класса служебной каморке
яркий белый свет низко висящей лампы падает на
латунные части юза, оставляя в тени склоненную фигуру
дежурной телеграфистки. Звонок повторяется.
Телеграфистка протягивает руку к трубке
эриксоновского аппарата, не изменяя своей характерно
напряженной позы слухача. Другая рука продолжает
записывать принимаемую депешу. Девушка говорит:
- Минуточку!
и еще ниже склоняется над юзом, прислушиваясь к его
стрекотанию. Юз замолчал. Девушка заканчивает прием
депеши и выпрямляется, раскинув в стороны руки.
Телефон опять зазвенел: кто-то на соседней станции
энергично крутит ручку эриксона. Девушка быстро
снимает трубку и наклоняется к аппарату. Ее голос
звучит слабо от усталости.
- Да. Очень длинная депеша... Это опять вы?..
Улыбка.
Пауза.
Слушает звучащий в аппарате голос своего далекого
собеседника.
- Угу. Только что вернулись... Говорят, был разобран
путь... Что?.. Мы тоже ничего не знаем. Живем
впотьмах.
Пауза.
- Скучно? Очень скучно... Что?.. Ну как можно об
этом спрашивать - конечно, хочется.
Пауза.
- Меня? Таня... Ну конечно, правду. А вас зовут
Андрей, я знаю. У вас голос хороший, вы, наверно,
добрый человек.
Улыбка.
Пауза.
- Одиноко? Понимаю... Никого-никого? Бедный...
Что?.. Нет, только отец... А зачем вам это знать?..
Н-нет. Есть один человек... Жених? О, нет. Это совсем
другое.
Пауза. Ее собеседник говорит что-то совсем невпопад,
и девушка коротко смеется.
- Люблю? Ненавижу. Не-на-ви-жу, понимаете? У меня
кровь стынет, когда он прикасается ко мне... Я
ненавижу его лицо, голос, звук его шагов. Ух, если бы
вы знали!.. Ну вот "почему", "почему"... Этого я вам
не могу объяснить.
Испугавшись своей страстности, устало.
- Загадочная? Вот уж нет. Все очень просто. И вообще
забудьте все, что я вам сказала. Я ведь только потому
и откровенничаю с вами, что вы меня не знаете. А
молчать - иногда невыносимо.
В дверь каморки вошли. Девушка говорит испуганно.
- Позвоните мне потом... Позже...
Вошли двое: Углов, седой, благообразный, в форме
начальника станции, Степан с инструментом в мешке.
С т е п а н (проверяет аппараты). Теперь все будет в исправности, Осип Иваныч. Не сомневайтесь.
У г л о в. Слава богу! А то намедни штабс-капитан меня измерзавил всего. Ногами топочет, кричит! А я старый человек. Боже всеблагий, что за бестолочь воцарилась в мире твоем! Живем, как на войне...
С т е п а н. Бастует рабочий человек. Воли требует.
У г л о в. Господи, не допусти смуты, воспрепятствуй, господи! Будет ли конец сему?
С т е п а н. Будет, Осип Иваныч. Все свой конец имеет.
У г л о в (заметил девушку). Сидишь? Рожа-то - краше в гроб кладут! Вконец извелась. Просись отсюда, слышишь, Татьяна? На твоем месте солдат нужен. Проси поручика.
Т а н я. Отстаньте, папаша. Я сама не уйду.
У г л о в. Отстаньте!.. Чудишь, Татьяна. Блажишь... (Вышел ворча.)
Т а н я (окликает согнувшегося в углу аппаратной слесаря). Дядя Степан!
С т е п а н (обернувшись, с улыбкой). Ну?
Т а н я. Дядя Степан, не могу я больше. Силюсь понять, думаю ночами, голова кругом идет... Чувствую, гроза идет, ветер свистит, в набат бьют. А мы, как под водой... Душно, темно!.. Ночь, день, день, ночь. Часы ходят, а время стоит. Вот он... стучит, говорит что-то, а я не понимаю. Какие-то мертвые у него слова...
С т е п а н. Нда! Шифр - он ключа требует. Ключ надо знать.
Т а н я. Что же ты не говоришь ничего, дядя Степан?
С т е п а н. Что ж говорить? И до нас черед дойдет. Город знак подаст. На-ка вот. (Дает яблоко.)
Т а н я. Ты все как с девочкой...
Степан собирается уходить.
Дядя Степан!
Пауза.
Я приду к тебе... с ним... с поручиком... завтра, может...
С т е п а н (неодобрительно). Ой, смотри ты, девка! Добром не кончится.
Входит Дорофей. У него твердые светлые глаза на
малоподвижном лице, которому коротко подстриженные
усы и широкие выпуклые скулы придают ординарный
армейский вид. Его плотная, тяжелая фигура строевого
ефрейтора аккуратно подпоясана ремнем и выдает
образцового кадрового солдата.
Д о р о ф е й. Здравия желаю. Уходишь, что ли?
Степан вышел.
Депеша есть?
Т а н я. Есть. Из штаба. (Запечатала депешу, вложила в разносную книгу.) Дорофей Назарыч... Вы в город пойдете, да?
Д о р о ф е й. В город? Обязательно требуется мне в город. Нынче просился у Золотарева, да, видать, не в добрый час. Ладно, попытаем счастья завтрашний день. С утра Тиц дежурит - может, даст увольнительную.
Т а н я (внимательно рассматривает его лицо. Губа у Дорофея рассечена и вспухла). Что это?
Д о р о ф е й. Так. Лихорадка. (Взял разносную книгу и пошел к выходу.)
Т а н я. Дорофей Назарыч! Минуточку еще. А что Василий, он... (Замялась.)
Д о р о ф е й (улыбнулся). Что Василий? Здравствует. Вернулся с линии на пост заступил. (Смотрит на Таню.) То-то, я вижу, он нынче под окном тут на скамеечке сидит.
Т а н я (вздыхает). Он часто сидит. Все смеется, говорит: "Через вас телеграфистом стану, морзу слушать научусь". Хороший он, веселый, да?
Д о р о ф е й. И я говорю, что хорош. (Вышел.)
Таня вздыхает. Звонит телефон.
Т а н я (берет трубку). Да... Опять я... У нас ничего. А у вас?
Тесный зал буфета первого класса. Здесь живут не
первую неделю. Люстра бросает желтоватый свет на