Так сложена народная песня, которую, впрочем, поет не столько сам народ, сколько отщепенцы от этого народа, тюремные арестанты или бродяги, для которых этот Ланцов служит образцом героизма, но по-нашему эта песня скорей доказывает всю ненадежную бдительность тогдашней тюремной администрации и устройство дымовых труб, через которые свободно мог пролезать если не кто-нибудь из тюремного начальства, народ довольно жирный и толстомясый, то сухой, как скелет, арестант, кормленный настолько, чтобы не подохнуть с голоду.
Представший перед Ковалевым субъект тоже назвался Ланцовым и был под этим именем известен всем ворам и мошенникам, а его настоящее имя — Кузьма Прохоров — почти не было известно никому, кроме судебной администрации.
Оба вошли в кухню и уселись за стол, причем Ланцов на таком приличном расстоянии от окна, чтобы не быть замеченным со двора.
— Кого это он, управляющий этот самый, тебе рекомендовал? — спросил Кузьма.
— Своего брата. Но представить себе не можешь, какое между ними поразительное сходство! Тебе говорю! Если бы я был похож на тебя… Тьфу! Не приведи Бог.
— Походить на управляющего?
— Нет, на тебя. Бр-р-р…
Ланцов даже не поморщился. Он вынул из стола чайный стакан, налил его водкой.
— Ты на этот раз прав, — сказал он. — Приятно ли мне, в самом деле, при твоем переезде сюда быть запертым в платяной шкаф и трястись на ломовой телеге, а потом быть заключенным в этой комнате без права показать нос на улицу?
— Но что же делать, нужно терпеть до поры до времени. Сам ты знаешь, что после твоего последнего фокуса вся полиция поднята теперь на ноги. Единственное спасение твое здесь.
— Да, пожалуй, теперь эта канитель долго протянется.
— Сколько ни сколько, а все месяц пройдет. Знаешь, что мне думается, не подозревают ли меня в чем-нибудь?
— Почему ты так думаешь? — спросил Ланцов.
— Во-первых, здешняя домовая хозяйка что-то подозрительно поглядывает на мои окна и даже указала своему мужу, а во-вторых, сейчас этот управляющий, разговаривая со мной, вел себя тоже как-то, знаешь… Понять не могу, сначала разговаривал ничего себе, а потом вдруг сразу изменил тон, сухо как-то поблагодарил и сразу вышел. В общем, нужно теперь быть крайне осторожным.
— А о чем он с тобой говорил?
— Ему показалось странным, почему я, будучи один, нанимаю квартиру, а не комнату, веду ночную жизнь и так далее.
— По-моему, это верно, — сказал Ланцов. — Тебе необходимо сейчас же изменить образ жизни.
— Что же мне нужно делать?
— Распространи завтра же слух, что к тебе едет из провинции твой брат с женой и жениным братом. Роль последнего буду исполнять я.
Ковалев задумался.
— Да, — сказал он, — присутствие женщины украшает, так сказать, квартиру и придает всему этакий вид порядочности… Только вот вопрос, где я сейчас достану брата и его жену?
— А вот мы сейчас все это и сообразим, — сказал Ланцов и ближе подвинулся к Ковалеву.
Глава V
Новая жизнь
ПАВЕЛ МИХАЙЛОВИЧ БУХТОЯРОВ был очень доволен своим дворником.
Были довольны им и оба подручные, Фома и Прохор, замученные управляющим донельзя и получающие грошовое содержание и скверную пишу.
Не прошло еще месяца, как Иван Дементьев и Марьюшка вполне освоились с новой жизнью.
Прежде этого Матвей сам ничего не делал лично и, возложив все дело относительно чистоты в доме на спины своих помощников, вел интриги с горничными, между тем как его брат, наоборот, трудился сам, по деревенской привычке, не покладая рук, почему его подручные сразу получили большое облегчение.