На парня, — неказистый:
Лицом невзрачен, ростом мал,
Но жилистый, плечистый,
И вновь достал из кошелька
Ему он два целковых:
— Ну, эти будут хороши,
Хотя и не из новых.
— И эти, барин, не годны:
Металл-то не по чести! —
Кузнец и эти два рубля
Сломал, сложивши вместе.
— Ну, я, брат, дам тебе рубли
Теперь иного сорта:
Наткнулся в жизни я впервой
На этакого чёрта!
И три рублёвки кузнецу
Даёт он за работу.
И силой хвастать с этих пор
Покинул он охоту.
А. П. Чехов
М А Л Ь Ч И К И
— Володя приехал! — крикнул кто-то на дворе.
— Володичка приехали! — завопила Наталья,
вбегая в столовую. — Ах, боже мой!
Вся семья Королёвых, с часу на час поджидавшая
своего Володю, бросилась к окнам. У подъезда стояли
широкие розвальни, и от тройки белых лошадей
шёл густой туман. Сани были пусты, потому что
Володя уже стоял в сенях и красными, озябшими
пальцами развязывал башлык. Его гимназическое
пальто, фуражка, калоши и волосы на висках были
покрыты инеем, и весь он, от головы до ног, издавал
такой вкусный морозный запах, что, глядя на него,
хотелось озябнуть и сказать: «бррр!» Мать и тётка
бросились обнимать и целовать его. Наталья повалилась
к его ногам и начала стаскивать с него валенки,
сёстры подняли визг, двери скрипели, хлопали, а отец
Володи в одной жилетке и с ножницами в руках вбежал
в переднюю и закричал испуганно:
— А мы тебя ещё вчера ждали! Хорошо доехал?
Благополучно? Господи боже мой, да дайте же ему
с отцом поздороваться! Что я не отец, что ли?
— Гав! Гав! — ревел басом Милорд, огромный
чёрный пёс, стуча хвостом по стенам и мебели.
Всё смешалось в один сплошной радостный звук,
продолжавшийся минуты две. Когда первый порыв
радости прошёл, Королёвы заметили, что, кроме
Володи, в передней находился ещё один маленький
человек, окутанный в платки, шали и башлыки и покрытый
инеем; он неподвижно стоял в у глу, в тени,
бросаемой большою лисьей шубой.
— Володичка, а это же кто? — спросила шёпотом
мать.
— Ах! — спохватился Володя. — Это, честь имею
представить, мой товарищ Чечевицын, ученик второго
класса... Я привёз его с собой погостить у нас.
— Очень приятно, милости просим! — сказал радостно
отец. — Извините, я по-домашнему, без сюртука...
Пожалуйте! Наталья, помоги господину Чече-
вицыну раздеться! Господи боже мой, да прогоните
эту собаку! Это наказание!
Немного погодя Володя и его друг Чечевицын,
ошеломлённые шумной встречей и всё ещё розовые
от холода, сидели за столом и пили чай. Зимнее солнышко,
проникая сквозь снег и узоры на окнах, дрожало
на самоваре и купало свои чистые лучи в полоскательной
чашке. В комнате было тепло, и мальчики
чувствовали, как в их озябших телах, не желая
уступать друг другу, щекотались тепло и мороз.
— Ну, вот скоро и рождество! — говорил нараспев
отец, крутя из тёмно-рыжего табаку папиросу. —
А давно ли было лето и мать плакала, тебя провожаючи?
Ан ты и приехал... Время, брат, идёт быстро!
Ахнуть не успеешь, как старость придёт. Господин
Чибисов, кушайте, прошу вас, не стесняйтесь! У нас
попросту.
Три сестры Володи, Катя, Соня и Маша — самой
старшей из них было одиннадцать лет, — сидели за
столом и не отрывали глаз от нового знакомого. Чечевицын
был такого же возраста и роста, как Володя,
но не так пухл и бел, а худ, смугл, покрыт веснушками.
Волосы у него были щетинистые, глаза узенькие,
губы толстые, вообще был он очень некрасив, и
если бы на нём не было гимназической куртки, то по
наружности его можно было бы принять за кухаркина
сына. Он был угрюм, всё время молчал и ни разу
не улыбнулся. Девочки, глядя на него, сразу сообразили,
что это, должно быть, очень умный и учёный
человек. Он о чём-то всё время думал и так был занят
своими мыслями, что когда его спрашивали о
чём-нибудь, то он вздрагивал, встряхивал головой и
просил повторить вопрос.
Девочки заметили, что и Володя, всегда весёлый
и разговорчивый, на этот раз говорил мало, вовсе не
улыбался и как будто даже не рад был тому, что
приехал домой. Пока сидели за чаем, он обратился к
сёстрам только раз, да и то с какими-то странными
словами. Он указал пальцем на самовар и сказал:
— А в Калифорнии вместо чая пьют джин1.
Он тоже был занят какими-то мыслями и, судя по
тем взглядам, какими он изредка обменивался с другом
своим Чечевицыным, мысли у мальчиков были
общие.
После чаю все пошли в детскую. Отец и девочки
сели за стол и занялись работой, которая была прервана
приездом мальчиков. Они делали из разноцветной
бумаги цветы и бахрому для ёлки. Это была
увлекательная и шумная работа. Каждый вновь сделанный
цветок девочки встречали восторженными
криками, даже криками ужаса, точно этот цветок падал
с неба; папаша тоже восхищался и изредка бросал
ножницы на пол, сердясь на них за то, что они
тупы. Мамаша вбегала в детскую с очень озабоченным
лицом и спрашивала:
1 Д ж и н — водка, настоенная на можжевеловых ягодах.
— Кто взял мои ножницы? Опять ты, Иван Николаич,
взял мои ножницы?
— Господи боже мой, даже ножниц не дают! —
отвечал плачущим голосом Иван Николаич и, откинувшись
на спинку стула, принимал позу оскорблённого
человека, но через минуту опять восхищался.
В предыдущие свои приезды Володя тоже занимался
приготовлениями для ёлки или бегал на двор
поглядеть, как кучер и пастух делали снеговую гору,
но теперь он и Чечевицын не обратили никакого внимания
на разноцветную бумагу и ни разу даже не
побывали в конюшне, а сели у окна и стали о чём-то
шептаться; потом они оба вместе раскрыли географический
атлас и стали рассматривать какую-то
карту:
— Сначала в Пермь... — тихо говорил Чечевицын,
— оттуда в Тюмень... потом Томск... потом... потом...