— Магазин закрывается через пятнадцать минут, — в голосе Минхо не угадывалась ни одна эмоция. Казалось, ему хочется поскорее перевести тему на что-то иное и он поддерживает разговор лишь из вежливости, — не думаю, что твой дружок таки заглянет к тебе на чай. Может, зря ты паришься, Томас?
Томас глянул на него искоса и стиснул пальцами пустую банку из-под спрайта. Ему не хотелось думать, что он оказался в числе неудачников, которые видели своего соулмейта где-то в толпе, но так с ними и не познакомились и остались одиночками до конца своей жизни. Это звучало слишком антиутопично, а антиутопии Томас любил только в литературе. Минхо продолжил что-то бубнить, успевая при этом коснуться сотни различных тем одновременно, и на его короткие вопросы Томас только отрешенно кивал, глядя куда-то в пустоту.
Пятнадцать минут. Десять.
Минхо сверился со временем, поднялся на затекшие ноги, подпрыгнул несколько раз и пожал так и не протянутую ему руку, что покоилась у Томаса на коленке. Из автоматной очереди слов азиата Томас едва успел уловить, что они с Терезой собрались не то в кафе, не то в какой-то тухлый паб, и Минхо нужно было привести себя в относительный порядок, а потому сидеть на крыльце книжного магазина, как бы приятно это ни было, он больше не мог. Впрочем, мысли Томаса оккупировались иными вещами, и с Минхо он распрощался, едва сдержав вздох облегчения. Брюнета наградили запоздалым пожеланием удачи не без доли сарказма и оставили наедине с самим собой и последними минутами рабочего дня.
Томас вернулся в магазин и вылил оставшийся на дне электрического чайника кипяток в старую чашку с поцарапанными боками. Всыпал туда кофе и сахар и уселся на входе в подсобку на крошечный складной стульчик, меланхолично помешивая окрасившуюся в бурый воду. Отсюда прилавок не загораживал обзор, а вход в книжный располагался прямо напротив, и сквозь стеклянные двери с еще не опущенными жалюзи открывали вид на вспыхивающую огнями улицу. Мимо все так же пробегали люди, у огромного окна с осыпавшейся краской названия магазина останавливались дети, вжимая ладоши в стекло и все тыча пальцами на какую-нибудь особенно яркую и притягательную обложку. Их маленькие черно-белые копии отображались на поделенном на квадраты экране компьютера, и потом исчезали, уводимые уставшими и раздраженными родителями.
Три минуты.
В забегаловке за стеной снова загрохотали стулья и послышались все те же ругательства с примесью нескольких новых, родившихся только что благодаря чьей-то безграничной фантазии. Кто-то басил на испанском, неудачно смешивая его с ломаным английским. По дороге пронесся грузовик с эмблемой некой популярной компании. Томас допил кофе, поиграл нерастворившимися гранулами на дне, пытаясь собрать их в какой-нибудь рисунок, и принялся выключать компьютер. Медленно пересчитал забытые центы сдачи, в сумме превратившиеся в целый доллар, и бросил последний взгляд на недвижимую стеклянную дверь с похожей на игрушку для детской кроватки связкой колокольчиков, подвешенной на выпирающем из стены гвоздике. Каждый прошедший за последние секунды человек мгновенно приобретал островатые черты Ньюта с его гномьим капюшоном и серой кофтой, и каждый раз сердце Томаса вздрагивало, распираемое дичайшим любопытством.
Он простоял, пялясь на дверь, некоторое время, звякая связкой из трех ключей-близнецов: главный вход, касса, подсобка. Никаких бирок-напоминалок и прочих отличительных знаков: владелец магазина говорил, что таким образом легче не закрывать книжный вообще, потому что только конченный имбецил не сообразит, каким ключом что открывается. Томас давно научился их различать, и потому преспокойно выбрал нужный и вставил в замок подсобки. Повернул два раза, подергал ручку для надежности и чуть не подскочил на месте, когда позади разошлись трелью колокольчики.
— Думал, что опоздал, — Ньют, видимо, спешил или даже бежал, потому что дышал громко и часто. Томас обернулся к нему и молчаливо кивнул вместо приветствия.
Ньют держал руки в карманах и был одет точно так же, как и неделю назад: по-прежнему грязные кроссовки с волочащимися по полу шнурками, темная толстовка с длинными рукавами, синий рюкзак болтается на одном плече. Только капюшон не был надет на голову. Томасу стало интересно, неужели это единственный наряд в его гардеробе и он его не стирает или у него несколько абсолютно одинаковых серых кофт и темно-синих джинсов.
— Я ждал результатов зачета. Там, где я работаю, в соседнем здании раздают бесплатный вай-фай, — пояснил блондин, делая несколько шагов вперед и как бы спрашивая, можно ли ему войти.
— И как? — Томас принялся поворачивать ключи в обратном направлении. Замок снова открылся и щелкнул.
— Я все сдал. Набрал почти максимальный балл, — никакой гордости и самодовольства в голосе — одни сухие предложения, как будто повествующие о чем-то само собой разумеющемся. — Со следующей недели начинается практика. Наконец-то займемся чем-то стоящим.
— Поздравляю, — Томас чувствовал, что их диалог снова постепенно исчерпывает себя, и спешно подбирал слова. — Кофе будешь?
Ньют сморщил нос и мотнул головой, из-за чего несколько прядей царапнули лоб.
— Лучше пиво, если есть.
Томас усмехнулся и полез в одну из коробок, приготовленную как будто бы для мусора. Под слоем чеков, пачек от чипсов и шоколадных батончиков лежали две закупоренные бутылки темного, одну из которых Томас отдал подошедшему Ньюту. Он купил их во время обеденного перерыва, чтобы выпить с Минхо, но тот, как известно, собрался провести время с Терезой и не хотел закидываться алкоголем раньше времени. При виде хитро сощурившихся глаз Ньюта, поглядывающих то на бутылку, то на Томаса, брюнет понял, что все не так уж и плохо.
Он пригласил Ньюта в подсобку — тесную длинную комнатушку, уставленную стеллажами, на которых покоились коробки и пачки с файлами, папками для документов и упаковками карандашей и фломастеров. У дальней стены помещался квадратный деревянный столик, стороны которого не превышали в длине сорок сантиметров (Томас сам от скуки измерял его длинными линейками). Справа и слева — по неудобному стулу, обшитому старыми полотенцами, висевшими дряблой бахромой. Все это неприглядное безобразие приправлялось узорами паутины по углам, которую Томасу было лень убирать, и висевшей на длинном проводе лампочкой, которая начинала покачиваться от каждой вибрации шагов по полу или прикосновений к стеллажам. В подобных комнатах обычно допрашивали провинившихся в криминальных кино — привязывали к стулу и мутузили по лицу кулаками. Кажется, Ньют даже отпустил нелестный комментарий по поводу обстановки, но Томас его проигнорировал.
Ньют довольно долго осматривал помещение, и его фигура, загородившая лампочку и почти весь сноп света, облила тенью стену. Томас едва мог видеть бутылку у себя в руках — ее темное стекло поблескивало от прорывавшихся сквозь оставшиеся щелки лучиков, и было слышно, как жидкость плещется внутри. Ньют уселся на соседний стул и сорвал крышку с бутылки, чиркнув горлышком по краю стола.
— Кстати, спасибо, — пока Томас возился со своей бутылкой, он попытался наладить разговор самостоятельно. — Если бы не ты и не твой знакомый, я бы наверняка искал новые курсы и потерял нехилую сумму денег.
— Не ва фто, — Томас сорвал-таки крышку, до боли стиснув ее зубами. — Обращайся. К чему вся эта дотошность с курсами, собственно говоря?
Ньют отпил из бутылки и посмотрел на этикетку, видимо, запоминая марку. Либо пытаясь собраться с мыслями и перевоплотить их в связные предложения.
— Мой босс держит автомастерскую. Она надоела ему до чертиков, и он собирается передать ее мне. Но в машинах я не бум-бум, поэтому приходится учиться.
— Если ты не разбираешься в машинах, то какого черта делаешь в автомастерской? — Томас сделал глоток, задумчиво глядя, как начинает покачиваться лампочка. Прежнее смущение и скованность медленно, но верно топились в пиве и оседали на дне бутылок, и после их исчезновения стало на порядок уютнее.
— Мотоциклы, — Ньют облизнул нижнюю губу от скопившейся пенки. — В недавнем прошлом моя жизнь была… связана с байками, — блондин помедлил. Пальцы его стучали по стеклу и легонько царапали его ногтями. Он все надеялся, что Ньют засучит рукав или напрямик скажет о дате, но поймал себя на мысли, что это несколько эгоистично и в корне меняет причину встречи.