Как только они ушли, Руди повернулся к Охснеру:
— И все-таки я хочу знать, почему мне никогда не говорили о существовании этого счета?
— Я уже ответил. Потому что это не твой счет, — раздраженно бросил Охснер. — Это опекунский счет. Он лишь открыт на твое имя, он лишь формально твой.
— А чей он на самом деле? — подала голос Алекс.
Охснер поднял глаза. Они метали молнии.
— Вас это не касается.
Он принялся за еду.
— Однако это касается меня, — возразил Руди. — И я хочу знать, кто на самом деле владелец этого счета.
— Мне очень жаль. Но я не могу сказать. — Он положил кусок рыбы в рот и устремил взгляд на реку. В это время причалила прогулочная лодка со стеклянным куполом, взяла на борт группу японских бизнесменов, куривших ранее в ресторане. — Это не твое дело.
— Но если счет открыт на мое имя — неужели я не имею права знать?
— Формально имеешь, но…
— Тогда скажите мне. — Он бросил взгляд на Алекс. — Скажите нам. Кому принадлежит этот счет?
Охснер отложил нож с вилкой, вытер губы салфеткой.
— Дело в том, что счет был открыт твоим отцом в 1938 году для гражданина другой страны. Мне, как душеприказчику, было дано распоряжение никому не сообщать о его существовании. Тебе рассказали бы об этом счете только после моей смерти.
— А если бы я умер раньше вас? — настаивал Руди.
— В таком случае я оставил бы распоряжение передать счет твоим наследникам.
— Но у меня нет детей, — возразил Руди. — Кому бы тогда он достался?
— Тому, кого бы ты назвал своим наследником. Но и он — как и твой отец — мог быть лишь попечителем. В ожидании настоящих владельцев.
— Вам известно, кто настоящие владельцы? — спросила Алекс у Охснера.
— Я… я действительно не могу сказать.
— Не можете? — переспросил Руди. — Или не хотите?
Охснер несколько секунд не сводил с Руди глаз.
— Дело в том, что твой отец заключил с настоящим владельцем счета — мы их называем владельцами-бенефициарами — договор о неразглашении имени, даже опекунам-наследникам. Этот договор лежит запечатанный у меня дома, в сейфе.
— Он находится там со дня смерти моего отца? — уточнил Руди.
Охснер утвердительно кивнул.
— Вы и словом не обмолвились мне об этом!
— Практика банковского дела в Швейцарии учит ничего не предпринимать, пока не объявится подлинный владелец.
— А вам никогда не хотелось распечатать письмо? — полюбопытствовала Алекс. — Чтобы узнать, кому принадлежит счет? Чтобы попробовать связаться с владельцами?
Охснер пожал плечами.
— У меня нет такого права.
— А помните скандал с депозитными счетами в девяностые? Почему тогда вы ничего никому не сказали об этом счете?
— Не мог.
— Почему? — не отставала Алекс.
— Потому что это не депозитный счет. Это опекунский счет.
— И какая разница?
— Скандал с депозитными счетами, на который вы ссылаетесь, касался тех счетов, операции по которым не проводились со времен Второй мировой войны. На них оказалось лишь несколько тысяч долларов — деньги не были положены под проценты. Если я не ошибаюсь, на некоторых лежало вообще по сотне долларов. — Он повернулся к Руди. — Знаешь почему?
Руди отрицательно покачал головой.
— Нет.
— Потому что это были депозитные счета. Банк не проводит по ним никаких операций, лишь взимает свой процент. К тому времени, когда американцы заставили швейцарские банки обнародовать счета, после вычета всех комиссионных и банковских процентов на них почти ничего не осталось. — Охснер вновь принялся за еду. — Явно недостаточно, чтобы служить оправданием всемирному скандалу.
— А почему банки не обнародовали опекунские счета? — спросила Алекс.
— Не могли.
— Почему? — удивился Руди.
— Потому что банки никогда о них не знали. В том-то все дело. Только попечителю известно, кому на самом деле принадлежит счет.
— Тогда почему попечители не рассказали об этих счетах властям? — продолжала Алекс.
— А их никто не спрашивал. — Охснер откинулся на спинку стула. — А пока не спрашивают, те не имеют права обнародовать их. — Банкир отодвинул тарелку. — Тайна швейцарских банковских вкладов. Уверен, вы понимаете, что это означает.
— Это просто смешно, — возмутился Руди. — Если до сих пор никто не заявил права на опекунские счета, никто и не заявит.
— Кто знает. — Охснер прикурил еще одну сигарету. — И пока меня не заставят поступить по-другому, мой долг — как поверенного в делах твоего отца — следить за тем, чтобы выгодно и с умом вкладывать лежащие на счету деньги. — Он глубоко затянулся. — И ждать, когда заявят на него права.