Я просто умирала от любопытства, особенно после фразы:
«Моя жизнь перевернулась!» – я ахнула, представляя себе все ужасы сразу. Но лицо Кати не выражало, что она беременна от насильника и должна миллионный кредит, потому что попала в секту.
– Это ж вы толкнули меня в его объятия…
Я настоятельно и умоляюще попросила ее прийти во внеурочное время, или хоть ко мне домой или в ближайшее кафе, что б она удовлетворила мои изыскания, которые сами стали переваливать через край, и мои щеки, и так спелые как зимние яблоки от природы, зарделись еще сильнее.
– Катя, – протянула мне руку хозяйка Кузи, настаивая на дружеском наречии.
– Майя, – пожала я руку счастливой женщине, от которой мечтала заразиться таким же счастьем.
– Попробую выскользнуть на полчаса сегодня.
– Звони!
Катя позвонила уже к вечеру и я стрелой полетела в одно из самых уютных кафе нашего городка, словно на свидание. Уж, очень необычной должна была приключиться история с хозяйкой Кузи, чтобы за две недели перевернуть всю ее жизнь. Мне как свидетелю и зачинщику происшествия стало интересно, как же это произошло.
– Ну ты же сама мне и сказала, – тут же начала Катя рассказывать, и создавалось ощущение, что мы знакомы вечность. Невозможно было не симпатизировать этой девушке с шоколадными волосами и в пальто из валенок цвета фисташек, июньских или июльских? – нам жителям средней полосы Евразии неизвестно.
– Я просто сказала, что… – хотела оправдаться я.
– Что Бог мне подарил уникальную возможность чувствовать жизнь, людей, – она огляделась на другие столики, за которыми сидели такие же как и мы счастливые люди. Создавалось такое ощущение, что сегодня весь город справлял какой-то праздник счастья. Или просто мы смотрели на этот мир через призму волшебства и праздника? – Все вокруг через мое пятое или уж, не знаю, шестое или седьмое чувства. Я не могла отделаться от этой мысли и всю дорогу в Москву думала об этом. Что старалась всегда использовать это качество только в деле виноделия. Но ведь оно прорывалось постоянно в мою жизнь, а я, глупенькая, его стеснялась, побаивалась и даже ненавидела. Ведь скольких хороших людей мне пришлось отправить в игнор, только потому что они пахли нечистыми носками, соевыми сосисками, немытым подъездом. – Она задумалась, по видимому, вспоминая эти эпизоды.
Но только не в тот день. Приехав в Москву я решила начать все с чистого листа, постаралась увидеть окружающее через те образы, что открывает мне эта уникальная возможность.
– Приезжаю на выставку, а там миллионы людей, миллионы запахов, и вдруг среди всего этого миллионного … я стала ощущать…
– Зеленый горошек? – хотела пошутить я.
– Точно! Июньский зеленый горошек… Я бегала от стенда к стенду, работала, выполняла какие-то обязанности, но все это стало фоном, потому что июнь, Массандра, черное море, небо, мой родной край, куда бы я мечтала вернуться… он ожил прямо там на выставке. Ожил и заблагоухал. Я видела, как стенды прорастают ярко-зелеными стеблями, как линолеум зарастает газоном, как среди тысяч голосов становятся слышны крики чаек. Безжизненные лампы засветили утренним морским солнцем.
В общем, это было какое-то наваждение… И среди всех этих галлюцинаций сначала тонким-претонким шлейфом, – она прикрыла глаза и шоколадные ресницы быстро заморгали, – а потом ощутимой волной, которая превращалась в видимую дорожку, усыпанную горошком, в конце концов, приведшую меня к … – она внезапно открыла глаза, – к Владимиру Александровичу, директору нашего завода в Крыму.
Я даже отпрянула, представив себе эту картинку. Как Катя, с закрытыми глазами, шастала по выставке, словно сомнамбула, в конце концов наткнувшись на начальство, на три головы выше и в плечах два раза шире.
– Мы проработали вместе два года, виделись довольно часто, он ведь приезжал в наш филиал, куда меня послали на освоение растущего рынка. И никогда-никогда не пах зеленым горошком.
Заверила меня Галя. А я ей верила. Пахнуть провансалем и оливье Владимир, забыла как его по батюшке, в шикарном своем пиджаке никак не мог. Это было очевидно.
– Его любимые духи естественно мужские, плотные, настырные, взрывные. Собственно как и он сам. Не женат, точнее был дважды, и оба раза его не выдерживали за прямолинейный, сложный, порывистый характер. Собственно именно по этой причине за два года совместной работы и у меня отбивало нюх даже принюхиваться к нему. Планерки с ним являлись настоящим мучением. Приказы, приказы, приказы. Результаты, результаты, результаты. Поручения, поручения, поручения. Ни одного дружественного взгляда или хотя бы корпоративной улыбки.