На следующее утро Паскуале поцеловал маму в щеку и ушёл на работу. Анита, довольная, приблизилась к женщине и сказала:
— А сейчас приготовься увидеть страшный сон наяву.
Но тут сначала раздался звонок в дверь, а потом щелчок ключа в замке, Анита резко остановилась, думая, что это вернулся Паскуале. Как только дверь открылась, в проёме показалась женщина. Женщина? Это было что-то вроде солдата в юбке: двухметровый карабинер на лошади с широченной спиной и глубоким баритоном. Анита, стараясь придать голосу командный тон, спросила:
— А кто вы такая? Кто вам дал ключи от моего дома? Убирайтесь отсюда!
Но женщина-карабинер совершенно не смутилась, с грохотом поставила огромную кожаную сумку на пол и провозгласила:
— Прежде всего, это не твой дом, а синьоры Дзуокколо, синьоры, которую я люблю, как родную мать, а ключи мне вручил синьор Паскуале, потому что с сегодняшнего дня я буду присматривать за домом. Когда нет хозяина, здесь буду я. И заруби себе на носу, малышка, я нахожусь в распоряжении синьоры, а ты даже не смей указывать мне, что делать, иначе я схвачу тебя за волосы и спущу вниз по лестнице. Ты хорошо меня поняла? — после этих слов бой-баба вся переменилась и с нежностью проворковала маме Паскуале: — Милая синьора, я принесла покупки, потом приготовлю вам что-нибудь вкусненькое, что вам нравится, и приберусь в доме, — и, снова обращаясь к Аните, добавила: — Эй, ты! Сейчас ты или закрываешься в своей комнате, или же отправляешься погулять, потому что я буду мыть, готовить и гладить, мне не надо, чтобы кто-то крутился у меня под ногами… давай, иди куда хочешь.
Анита в бешенстве решила уйти, чтобы подумать над коварным планом, как избавиться от этого неудобного персонажа. Она бродила по улочкам в районе Вомеро, свернула на улицу Лука Джордано, спустилась вниз по улице Чилеа… От возмущения лицо у Аниты стало цвета баклажана, в конце концов она приняла решение вернуться назад и разобраться с бабищей.
Открыв дверь, девушка увидела, что в доме полно народу, кто-то плакал, кто-то сидел в отчаянии, мужи́чка, захлёбываясь словами и слезами, невнятно объясняла какой-то синьоре: «Мы разговаривали о том о сём, пили чай, и хозяйка, не издав ни слова, ни хрипа, закрыла глаза… я попыталась привести её в чувство, но бесполезно… она умерла, как ангел, безмятежная и с улыбкой на губах… сейчас она вон там, на кровати, мне помогла одеть хозяйку синьора Лючия, пришёл врач, составил акт о смерти… молниеносный инфаркт… кто же расскажет бедному Паскуале, ведь мать была для него всей жизнью, он и жениться не хотел, чтобы всегда быть рядом со своей мамой, а потом… — тут мужи́чка заметила присутствие Аниты: — Ах… так ты здесь? Я дам тебе один совет: лучше бы тебе самой уйти отсюда, на своих ногах, иначе сейчас придёт Паскуале и вышвырнет тебя из окна… послушай меня, вали отсюда, ты прекрасно знаешь, что в этом огромная часть твоей вины… всё из-за тебя, бедная старушка умерла от горя», — с этими словами мужи́чка безудержно разрыдалась. Все соседи искоса, с угрозой наблюдали за Анитой. Но из-за своего злобного нрава девушка даже не обратила внимания на окружавшую её ненависть, на самом деле Аните было просто наплевать на это. Напряжение в доме можно было резать раскалённым ножом, но ситуацию разрядило появление Паскуале. Все с сочувствием смотрели на осиротевшего молодого человека, ожидая эмоциональной, полной боли реакции, но мужчина, не проронив ни слова, направился в комнату матери, закрыл за собой дверь, и в полной тишине все услышали сдавленный мучительный плач несчастного сына.
На следующий день состоялись достойные похороны, попрощаться с синьорой пришли десятки людей, а после погребения, когда все разошлись, могилы остались только Паскуале и Анита, которая с присущей бесцеремонностью, холодно, без всякого уважения к этому святому месту и даже к горю молодого человека сказала: «Послушай, когда мы вернёмся домой, я эту мужиковатую сиделку видеть больше не хочу… ты меня понял? Я хочу другую домработницу». И тут Анита в первый раз увидела странную улыбку на лице мужа, который посмотрел на свою так называемую жену как на пустое место и, не проронив ни слова, сел в машину, потом завёл мотор и уехал, оставив обескураженную Аниту одну. «Да как этот придурок посмел бросить меня в этом жутком месте? — негодовала девица. — И как же мне теперь добираться домой? Здесь даже автобусов нет, мне придётся идти пешком несколько километров… ну я доберусь домой и покажу этому ублюдку…» Она вышла с кладбища, потом долго шагала пешком по дороге, а добравшись до дома, с шумом распахнула дверь и в бешенстве принялась орать, как сумасшедшая. Паскуале в это время невозмутимо, без всякого выражения на лице продолжал пить кофе.