Молодой человек извлёк из кармана пальто хронометр, поднёс его к глазам и стал всматриваться в циферблат, пытаясь разглядеть в темноте положение стрелок. С началом боевых действий в провинции ввели комендантский час. А ещё местные до смерти боятся мобилизации. Всё надеются, что воевать будет регулярная армия, а они отсидятся под юбками своих благоверных. Впрочем, чего ещё от них ожидать? Земля тут гнилая, и воздух с гнильцой, и народец здешний под стать - гниловатый... Спрятав хронометр, молодой человек с омерзением взглянул на зловонное русло, затем перевёл взгляд на противоположный берег, где в сумерках виднелись очертания водяной мельницы и складских помещений. Сделав последнюю затяжку, он швырнул папиросу через парапет - описав в воздухе красноватую дугу, окурок шлёпнулся в ил и зашипел. Повторив вполголоса: "Будь он неладен!", молодой человек сунул руки в карманы пальто и двинулся в сторону главной улицы
Очутившись на мосту, он остановил открытую повозку, в которую была запряжена худоватая рыжая кобылка.
- В Ксайлахскую Слободку вези, - сказал молодой человек, запрыгнув в экипаж.
Извозчик ухмыльнулся и пробурчал себе в бороду что-то сальное. Очевидно, ему не раз приходилось возить в Ксайлахскую Слободку господ, у которых с наступлением сумерек внезапно пробуждался живейший интерес к быту и нравам местных поселенцев - потомков диких лучников из ксайлахских степей, что некогда состояли на службе в королевском войске Семгалена. Всем, однако, известно, что в Ксайлахской Слободке развлечений особых нет - вина тут не пьют и трактиров не держат, а ксайлахские чайные, где подают чёрный, как дёготь, степной чай и хрустящие медовые лепешки, почтенных господ не интересуют. Господа на самом деле стремятся в некий квартал, расположенный по соседству, где можно провести ночь в компании весёлых девиц, а также за умеренную цену приобрести контрабандный спиритус и кое-что ещё.
Не переставая ухмыляться, извозчик отвернулся и хлестнул кобылку. Колёса экипажа загрохотали по мостовой. Молодой человек сидел, устало откинувшись на скамье. После выкуренной самокрутки в голове слегка шумело. Очевидно, зелье начинало действовать - по стенам каменных зданий с обеих сторон улицы побежали пляшущие черти, похожие на чинуш из Гражданского Надзора, а вокруг уличных фонарей появились радужные ореолы. Ощущение было приятным. Наверное, так чувствуют себя местные после стакана червивки. Когда волею судеб его впервые занесло в эту глушь, он ошеломлён был тем, насколько сильно пили здешние. Прожив здесь два года, он перестал удивляться. Наместник так зажал тиски, что даже в Царьгороде сейчас свободы побольше, чем в Северной Провинции. Терпеть такое можно разве только с пьяных глаз. Впрочем, Наместнику уже недолго осталось, и его покровительнице тоже. Августа пришла к власти через дворцовый переворот, им же её правление и закончится. Хотя чёрт с ней, с политикой. Надоело.
- Слободка, Вашблагородие! - объявил извозчик. - Приехали.
Улочка у Ксайлахской Слободки не шла ни в какое сравнение с весёлыми кварталами Царьгорода. Нарумяненные девицы, которые выглядывали из освещённых окон, стояли на порогах домов и прохаживались вдоль вымощенной досками улицы, не пробуждали в нём никаких чувств. В своих ярких платьях и цветастых платках с кистями они напоминали ему ярмарочных ряженых. Он лишь отворачивался и ускорял шаг, когда какая-нибудь из них пыталась с ним заговорить.
Миновав улицу, молодой человек свернул в тёмный переулок, перепрыгнул через глубокую выбоину, заполненную чёрной, подёрнутой ледяной коркой водой, и оказался перед двухэтажным особняком. Местные завсегдатаи называли его "Басурманская хатка". В точку. Дома в таком стиле строят в Эвероне и Антрауме, с которыми Империя нынче воюет - черепичная крыша, выбеленные стены, чёрные балки и повсюду глиняные горшки с красными геранями. "Басурмане любят герани," - подумал молодой человек - "А в Цитадели асфодели". Он хихикнул. И тут же добавил про себя: "Чёртово зелье!"
Над крыльцом с высокими ступенями горел газовый фонарь, а вывеска, увитая пожухлым по осени плющом, гласила: "У Лилеи". Из распахнутой двери на улицу струился свет, слышался гул голосов, смех и звуки музыки. На крыльце под вывеской стояла госпожа Лилея собственной персоной - немного перезрелая, но всё ещё привлекательная блондинка с глазами фиалкового цвета. На ней было довольно элегантное платье из фиалкового - под цвет глаз - атласа с кружевным корсажем, туго зашнурованным в талии. В руке, затянутой в сетчатую перчатку, госпожа держала изящную курительную трубочку с янтарным мундштуком. Волосы её, уложенные в сложную причёску, венчал бутон белой лилии. Госпожа никогда не появлялась перед клиентами без цветка лилии в волосах - то был ее отличительный знак. Те, в свою очередь, ценили это своеобразное чувство юмора, ласково называя госпожу "самой порочной невинницей города".
"Басурманская хатка" госпожи Лилеи выгодно отличалась от других весёлых домов Асменя. В юности, когда граница была ещё не на замке, она много путешествовала по странам Дуумвирата и Братства, где и сложились её вкусы и пристрастия. Одевалась она исключительно по эверонской моде, и от своих подопечных требовала того же. Цветастые шали и сарафаны были под строжайшим запретом. Её девочки щеголяли в корсетах, пышных муслиновых юбочках и шёлковых платьях "с обручами". Расценки у госпожи Лилеи были несколько выше, чем у её конкуренток из "Зачарованной Долины" или "Сенполии Сорекс", однако на нехватку клиентов она никогда не жаловалась.
- Здравствуй, Цветок Невинности, - сказал молодой человек немного развязно.
Госпожа почувствовала, как сердце её подпрыгнуло, затрепетав под самым горлом, а потом скатилась куда-то в туфельки на высоких каблуках. Однако внешне её взволнованность никак не себя не проявила. Улыбнувшись, она кокетливо прикусила янтарный мундштук и промурлыкала:
- Здравствуй, Вэл Йорхос. Давненько тебя не видала.
Лемар - Квестор
- Чума на этот город!
Фраза, что называется, повисла в воздухе - а впрочем, человек, её произнёсший, ни к кому и не обращался. В гостиничном номере он был один. Юстин Варда - такое имя значилось в его удостоверении Квестора - полулежал в медной ванне, свесив руку через край и уставившись на собственное колено, возвышавшееся над поверхностью воды. На бортах ванны таяла, шипя, мыльная пена, в маленьких жаровнях на треножниках, расставленных по углам ванной комнаты, курились благовония. Квестор откинул со лба мокрые волосы и протянул руку к стеклянному столику на кованой ножке, стоящему возле ванны. Нашарив на столешнице кисет и листы тонкой прозрачной бумаги, он неторопливо свернул самокрутку и, чиркнув серной спичкой, раскурил первую за этот день порцию юклы.