- Как, уже? - лодочник заволновался. - Подождем хотя бы, пока дождь перестанет. Нехорошо выходить прямо в дождь. Видел я тут кое-что...
Нартос лишь вздохнул, понимая, что спорить бесполезно. Несмотря на то, что Клир вел непримиримую борьбу с пережитками язычества, народ становился все более суеверным. Тут что ни день случались зловещие знамения. Земля полнилась нечистью. По ночам мары забирались в окна домов и душили младенцев в колыбелях. Над дорогами в столбах пыли с воплями носились стриги-демоницы, гонимые полуденным ветром. После захода солнца по улицам бродили призраки, скреблись под окнами и в сенцах, плача и стеная, умоляя впустить. Люди сидели за закрытыми дверями, тряслись от страха и шептали молитвы. То кара божья, говорили местные. Боги прокляли эту землю за то, что наш народ отрёкся от веры праотцев. Но главная причина (тут они переходили на заговорщицкий шёпот и принимались опасливо озираться через плечо), главная причина в том, что Мика Богумил совершил грех против Рода. Нечестивец навлёк гнев божий и на себя, и на всех нас, убив брата Мирослава, дабы завладеть короной. Так-то.
Нартос иногда задавался вопросом: откуда в народе эта убежденность? Обстоятельства гибели Мирослава ни для кого не были тайной. Мирослав Венд, последний король Семгалена, был сражён шальной пулей во время штурма Лиэнд'але, былой столицы королевства. Что касается Ахмистринчика, то его в тот день не было ни в Лиэндале, ни в окрестностях. В день гибели брата Ахмистринчик пребывал в Гревской твердыне, забавляясь с супругой Мирослава - красавицей Ильмарой, которая однажды нанесла Мике тяжкое оскорбление, обругав его 'приблудышем'. Мика обиды не простил, и спустя годы гордячке пришлось заплатить за свой острый язычок. Мика овладел ею на глазах ухмыляющихся солдафонов. В гостиной зале, где на окровавленных столах лежали изувеченные тела её отца, матушки и обоих братьев. А также юного наследника, которого только-только отлучили от груди. Младенца зарубили саблей просто на руках у матери. Это сделал ромеец Юстин 'Кошка', пехотинец 17-й тагмы регулярной Имперской армии. Об этом сообщалось в военных отчётах, и Нартос не видел причин им не доверять. Мика Богумил не убивал своего брата. А вот он, Нартос - убийца. Убийца и лицемер. Он сам осудил себя, и вот уже двенадцать лет он живёт, будто в аду - но теперь ему обещано было спасение... Нартос вновь бросил взгляд за окно - там царил непроглядный мрак. В черноте стекла отражались красноватые огоньки светильников. Нартос разглядел очертания собственного лица - осунувшегося, бледного, с глубокими тенями вокруг глазниц.
- Дождь перестал. Пора в дорогу, - проговорил он.
***
Нартос сидел на скамье у края кормы, наблюдая, как лодочник правит веслом. В начале их встречи мужчина назвал свое имя, но Нартос тут же его позабыл. В последнее время он начал замечать за собой несвойственную ему рассеянность. Дождь престал, но небо было по-прежнему затянуто тучами. Над рекой плыли клочья тумана. Огоньки таверны остались далеко позади. Противоположный берег реки тонул в кромешном мраке. Там, за лесом, начиналась Северная Топь, которая простиралась до самого моря. Гиблое место. Обиталище змеепоклонников. Лишь этим сумасшедшим известны были потайные тропы, по которым можно пройти через бурые торфяные поля и трясины с окнами омутов, над которыми поднимаются ядовитые испарения. Всем прочим Топь сулила верную смерть.
Когда Мика заключил союз с Ромейской Империей и в Семгалене был утверждён Закон Праведников, Клир начал проявлять живейший интерес к этим загадочным сектантам, окопавшимся среди болот. Но даже ромейцы не изыскали способа добраться до сердца Топи. Ромейские самоходные машины вязли в зыбкой болотистой почве. Попытки добраться до сектантов по воздуху также не увенчались успехом. Грузные, веретенообразные воздушные корабли и легкие крылатые машины-птериксы теряли управление и валились в трясину. Местные говорили о чёрной магии. Ромейские схоласты придерживались версии о неизведанном природном феномене. Так или иначе, Северная Топь до сих пор оставалась недосягаемой. Никто не знал наверняка, что там творится. В провинции ходили слухи о неких поселениях среди непроходимых болот. Там возвышаются нечестивые храмы, где безумцы приносят жертвы демону Ангхи и Чёрному Шаману, а также мерзостной Эгли-Змеедеве. И вот теперь Нартос, некогда епископ-духовник Августы, ныне - сирый монах, ищет встречи со всей этой скверной.
Плеск весел о воду и скрип уключин разносились далеко над рекой, окутанной туманом. Лодочник помалкивал, чему Нартос был несказанно рад. У него не было ни малейшего желания выслушивать чужую болтовню. Склонившись над кормой, Нартос протянул руку к темной воде. Край рукава его монашеской хламиды тут же намок. Вода была холодна, как стылый металл. Река звалась Вуж'алка, что на местном наречии означает 'Змеевна, 'Дочь Змея'. Согласно легенде, Вужалка приходилась сестрой-близнецом багряноструйной Рудице, подземной реке, что течёт в царстве мёртвых. 'Дочь Змея' брала исток в чащах Сумерязи, южной оконечности провинции, и, минуя Срединные Равнины, бежала к Северному морю. У самого устья Вужалка делала крутой изгиб, извиваясь, будто всамделишная змея, и вплотную подбираясь к самой Северной Топи. Места тут были дикие и малозаселённые - песчаники, болота да чёрный ельник на многие мили вокруг. Пустынная, тоскливая местность, ничего примечательного. После того, как королевство Семгален было переведено в статус имперской провинции, некоторые ромейские аристократы принялись строить себе резиденции на обрывистых берегах Вужалки. Оттуда открывался довольно живописный вид на песчаники, а летом здесь можно было поохотиться на хогов - низкорослых болотных вепрей, леванов - гривастых волков, а также пятнистых рысей, чей мех был особо ценен. Эта пустошь могла привлечь разве что любителей охоты на диковинных зверей, но даже они здесь надолго не задерживались. Соседство с Северной Топью давало о себе знать. Жутковатые легенды, с нею связанные, тут, конечно, ни при чём. Побасенкам полуграмотных язычников ромейцы не придавали значения. Скучновато здесь просто, развлечений мало. И воздух гнилой. И вода отдаёт торфом. Пробыть тут можно день-другой, самое большее - неделю. И всё, скорей домой. К Порфировому морю, под щедрое южное солнце. На Полудень, как говорят местные. Забавное же у них наречие. 'Юго-восток' на их языке звучит как 'восход полуденный'. И ромейцев они зовут 'полуденцы'. Или 'полднёвцы'. Сразу и не выговоришь. Впрочем, в городах провинции местные уже бегло говорят на ромейском, а северное наречие вытесняется на окраины, медленно, но неуклонно угасая. Подумать только... Всего лишь двенадцать лет...
Нартос вздрогнул, услышав голос лодочника. Тот что-то говорил ему, но погруженный в свои мысли, Нартос не разобрал слов.
- Я говорю, не наклоняйся к воде, - терпеливо повторил лодочник. - А то вцепятся тебе в одежду и утащат на дно.
- Кто?
- Да утопленницы, - лодочник рывком выдернул весло из воды, будто оно за что-то зацепилось. - Тут они. Распустили волосы, грести невозможно. Вёсла путаются.
Удивленный, Нартос стал всматриваться в темную поверхность реки. В какой-то момент ему почудилось, будто он различает в воде светлые пряди. Они слегка покачивались, как стебли водяного растения... Да нет же, нет здесь ничего. Это морок. Игра теней. Дымка, клочья тумана. Всего-то. А ведь они взаправду верят. Проклятое это место, зачарованное, говорят они. Здесь всё соткано из снов. И как во снах, всё тут зыбко, изменчиво, неверно. Чёрный ельник вдруг обернется армадой призраков, из-за камня покажется мертвец с натянутым луком в руках и колчаном ледяных стрел за спиной, на ровном месте вдруг вздыбится гора, а твердая земля растечётся трясиной... Но ты ведь не язычник, чтобы принимать всерьёз эту нелепицу? Всему есть объяснение. Альбин Гхор... помнишь его? А как же. Выскочка не слишком знатного происхождения, что уже в тридцать с небольшим дослужился до командира дворцовой стражи. Помнишь, как он смеялся? 'Да полигон у них там был, скорее всего. Манёвры отрабатывали, и явно не один год. Теперь земля там нашпигована саммеритом, и в воде он тоже. Отсюда и призраки. Водички саммеритовой хлебнёшь - и не такое увидишь. А эти живут там целыми поколениями. Они порченые уже. От рождения с чертями хороводятся, потому что рождаются полудурками. Это всё саммерит, я говорю!..'