Когда Квестор покинул здание тюрьмы, уже сгустились сумерки, и на улицах города зажглись тусклые масляные фонари. Пройдя несколько шагов, он остановился и в полном изнеможении прислонился к каменной тюремной ограде. Его руки слегка дрожали, когда он нащупывал в кармане пальто кисет с юклой и серные спички. Свернув самокрутку, он с наслаждением затянулся.
На соседней улице между стенами домов виднелись ярко освещённые окна постоялого двора. По булыжной мостовой прогрохотал экипаж, запряжённый парой скакунов, и остановился у дверей гостиницы. Квестор рассеянно наблюдал, как из экипажа выходят пожилая монахиня и девочка лет двенадцати, одетая в клетчатую пелеринку, какие носят воспитанницы приютов. Монахиня расплатилась с извозчиком и двинулась к гостинице, пинками подгоняя перед собой девочку.
Юстин Варда вздрогнул, услышав приглушенные голоса в нескольких шагах от себя. Под фонарём напротив здания тюрьмы стояли трое. Квестор готов был поклясться чем угодно, что секунду назад их тут не было. Две девицы, одетые, как потаскухи, и с ними высокий, статный мужчина в ромейском кафтане из алого сукна. Его длинные, до плеч, волосы были такой угольной черноты, что Квестор и вправду едва не принял его за ромейца. Но этот тип был, однозначно, из местных. Когда он на мгновение обернулся, Квестор различил в свете фонаря его ухмыляющееся лицо, которое можно было бы назвать безупречно красивым, если б не бельмо на правом глазу. Квестор поёжился. Везёт мне сегодня на слепых и кривых, сказал он себе.
Одноглазый что-то шепнул девицам, и те, как по команде, обернулись. Лицо одной из них было обезображено какой-то отвратительной формой проказы. Серая, пористая кожа была будто изъедена червями, а на её правой щеке зияла дыра, сквозь которую виднелись желтоватые зубы. Лицо второй было вроде в порядке, но её длинные, до пояса, космы были совершенно седыми, как у древней старухи, хотя девица явно была ещё молода.
Квестор сморгнул. Когда он снова открыл глаза, кривой и прокажённая куда-то подевались. Под фонарём осталась одна лишь седоволосая девица. Она улыбнулась, демонстрируя распухшие чёрные десны, и двинулась прямиком к Квестору.
- Эй, я не нуждаюсь в твоих услугах! - сказал он.
Девица улыбнулась ещё шире. Ни слова не говоря, она протянула к лицу Квестора свою тощую, бледную руку и легонько шлёпнула его по щеке. Тот отшатнулся, едва не выронив самокрутку. Девица исчезла.
- Бред какой-то, - пробормотал Квестор.
Он вынул из кармана носовой платок и принялся тереть щеку, которой коснулась рука девицы. Пожалуй, достаточно на сегодня юклы, решил Квестор. Всё только что произошедшее было, несомненно, грёзой наяву, вызванной чрезмерным количеством зелья.
Асмень - Цветок Невинности
- Душеспасительница! - с чувством произнёс Вэл Йорхос.
- А ты ж мой яхонтовый! И где тебя носило? Цветок Невинности совсем поблёк...
Ласково воркуя, Лилея сделала шаг ему навстречу - и вдруг остановилась, заметив странный блеск в его глазах. Незаметно потянув носом воздух, она уловила знакомый смолистый запах. Опять эта дрянь. Юкла, конечно, законом не запрещена, считается даже пользительной, но чёрт возьми! От этого зелья её любовник делается совсем никудышным. Зато в нём пробуждается недюжинный ораторский талант. Уж она-то знает. Пару раз ей приходилось выслушивать эти муторные монологи до утра. Тема всегда одна и та же - несовершенство мироустройства. И пути его (мироустройства) переустройства. Это если в общих чертах. Если же вдаваться в подробности, то выходит сплошная крамола. Окажись на её месте эта конторская подстилка Сорекс, Вэл Йорхос давно бы уже загремел в острог, или куда похуже. Но Лилея не такая. Своих клиентов она конторе не сдаёт, они за ней, как за каменной стеной. И терпенье у неё просто ангельское. В этом плане Йорхосу крупно повезло.
- Идём, мой сладкий, - вздохнув, сказала Лилея.
Она подобрала юбки и направилась в дом, увлекая за собой ромейца.
Вэл Йорхос проходил этот путь уже много раз. Сначала шумный, ярко освещённый зал. Люстры, зеркала, бархатные диваны и непристойные гобелены. Повсюду хохочущие девицы с оголёнными локотками - вершина разврата. В углу среди кадок с декоративными деревцами приткнулся старый обшарпанный клавикорд, музыкант в полосатом жилете усердно молотит по клавишам, выколачивая из инструмента мелодию новомодной песенки. На диванах и за столиками разгорячённые клиенты - разношерстный сброд, и все здешние. Ромейцев местечковые лупанарии не привлекают. Ну, за некоторым исключением... Госпожа Лилея чинно плывёт сквозь зал, улыбаясь и кивая завсегдатаям. Потом лестница, ведущая наверх. Эту часть пути Вэл Йорхос обычно проходит быстро, но сейчас он еле плетётся по ступеням, покачиваясь и цепляясь за перила. Лилея идёт впереди. "Хорошо пошла, родимая, - думает она, поглядывая на своего спутника. - Нет, разговенья сегодня не будет. Хотя..." Затем длинный полутёмный коридор с рядами плотно закрытых дверей. Ковёр на полу скрадывает шаги. Что бы ни происходило там, за запертыми дверями, из-за них не доносится ни звука. Ещё одна дверь в конце коридора. Снова лестница, узкая и тёмная, как логово ламий. Лилея зажигает свечу. Наконец мансарда. Здесь, под самой крышей, находится опочивальня госпожи Лилеи - её маленькое гнёздышко, где она принимает своих избранников.
Побренчав ключами, Лилея отперла дверь - из тёмной комнаты повеяло лёгким ароматом пачули, к которому примешивался едва уловимый запах пыли и увядших цветов. Задув свечу, она повернула газовый рожок, и под потолком зажглась хрустальная люстра. В небольшой, но обставленной с безупречным вкусом комнатке преобладали лилейно-белые и фиалковые цвета. Большую часть комнаты занимала громадная кровать с балдахином, вокруг которой, как спутники вокруг планеты, размещались миниатюрные банкетки, пуфики и столики с гнутыми ножками. Напротив кровати висело большое, на всю стену, зеркало. Окно было плотно занавешено тюлевыми гардинами и бархатными шторами. Чужеродным в этом гнёздышке страсти был только ящик Народного Вещателя, который лепился к фиалковым обоям, словно раздувшийся чёрный паук. Чиновники из Гражданского Надзора ежеквартально приходили с проверкой. В каждой комнате должен был установлен исправный работающий Вещатель, в противной случае хозяйке заведения грозил штраф, а то и конфискация. Что поделать, таков закон. Клиенты в большинстве своём привыкли и не обращали внимания. А некоторым даже нравилось - агрессивная риторика и грязноватый юморок Охранителей распаляли в гражданах самые низменные чувства, помогая тем самым достичь подобающего эффекта...
Оставшись наедине со своим избранником, Лилея больше не скрывала своих чувств.
- Вэл...
Она потянулась к нему, обвилась, как лоза вокруг ясеня, запутавшись пальцами в его волосах, жёстких и чуть влажных от ночного тумана. Прильнув к его губам, она ощутила сладковатый привкус зелья. "Вот зачем он так делает? - подумала Лилея. - Знает же, что потом будет худо. Эх, заблудшая душа..." Стянув с него шарф, она принялась расстёгивать пуговицы на его пальто, перешитом из старой шинели.