- Сестре Марте очень нехорошо, - тихо сказала девочка. И помолчав немного, добавила: - Кажется, она умерла.
Когда комендант и горничная ворвались в комнату, их взорам предстала сестра Марта, бездыханно лежащая на полу. Широкие рукава её хламиды задрались до локтей, и на её запястьях отчетливо были видны вздувшиеся кровавые язвы. Монахиня была мертва, но язвы на её руках ритмично пульсировали, извергая желтоватый зловонный гной, смешанный с сукровицей, и будто живя своею собственной жизнью.
Вскоре прибыл доктор. Едва взглянув на пациентку (которой нужен был уже не врач, а прозектор), он подтвердил диагноз: морова язва. После доктор отдал распоряжения. Постояльцев ни в коем случае не будить, сохранять спокойствие. К телу покойной не прикасаться. Комнату запереть на ключ и никого туда не впускать, покамест не прибудут специально уполномоченные лица (даже у доктора язык не повернулся сказать "коронеры"). Засим доктор поспешил откланяться - да и собственно говоря, делать ему тут уже было нечего.
Вернувшись домой, доктор первым делом направился к себе в кабинет, где на бюро красного дерева поблёскивал обсидиановый аппарат. Крутанув диск, доктор связался с Асменем, центральным городом Дольних Земель, и сообщил о начале эпидемии. Согласно инструкции, тамошний градоначальник обязан был оповестить столичные власти и получить необходимые распоряжения, но доктора это уже не касалось. Исполнив свой последний долг, он выволок из чулана увесистый дорожный кофр и принялся в лихорадочной спешке собирать вещи. Доктор был убеждённым холостяком, не обременённым родственными узами и семейными обязательствами, и сейчас он возблагодарил Вышнего за это. При нынешних обстоятельствах семья была бы для него ненужным балластом.
Покончив со сборами, доктор с кофром в руке выбежал из дома. На улице уже царила паника. Вдоль дороги, вытянувшись в ряд, стояли конные и самоходные экипажи. По булыжной мостовой метались люди с баулами, кофрами, узлами и саквояжами. Хотя доктор строго-настрого наказал сохранять всё произошедшее в тайне, весть о поветрии уже разнеслась по городу. Доктор метнулся было к ближайшему дилижансу, но его остановили выкрики: "Занято! Занято!" К экипажу нёсся начальник городской тюрьмы, держа в одной руке огромный кожаный чемодан, в другой - горшок с домашним фикусом. Следом за ним семенила его дородная супруга и три его дочки, заспанные и злые оттого, что их вытащили прямо из постели, не дав ни умыться, ни уложить волосы. К счастью, соседний экипаж был свободен. Вскочив в салон, доктор рухнул на сиденье и крикнул извозчику: "Трогай!" Не нужно было уточнять, куда ехать. Прочь, прочь из города, и как можно быстрее...
На рассвете дня городские ворота захлопнулись, и на улицах появились коронеры в защитных балахонах пурпурного оттенка и противочумных масках, напоминающих птичьи клювы. По периметру города военные спешно натягивали колючую сеть и устанавливали генераторы. На площади у городских ворот выстроился отряд вооруженных стражников. Их обычную униформу землистого цвета дополняли противозаразные маски, но не такие, как у коронеров. Маски стражников закрывали лишь рот и нос, оставляя незащищёнными глаза.
***
Когда Квестор проснулся в постели своего гостиничного номера, время уже перевалило за полдень. Морщась от острой пульсирующей боли в правом виске (двойная порция зелья, принятая накануне, давала о себе знать), он приблизился к окну и отодвинул штору. Оказывается, ночью прошёл довольно сильный снегопад, и теперь остроконечные крыши домов были белы от снега, а узкие, извилистые улочки старого города утопали в сугробах. Удивительно, что никто до сих пор не озаботился расчистить мостовые. Провинция!.. Улица, на которую выходили окна гостиницы, была пустынна - ни людей, ни экипажей, лишь посреди мостовой в глубоком снегу тянулась цепочка следов. Опустив глаза, Квестор увидел одинокую фигуру, стоящую по щиколотку в снегу просто под окнами его апартаментов. Фигура была закутана в пурпурный балахон с капюшоном, из-под которого выглядывала мерзостная птичья личина с глазами-стёклами. В руках, затянутых в высокие, до локтя, перчатки, незнакомец держал длинный шест с тройным крюком на конце. То был коронер, и в отличие от давешней троицы под фонарём, он был абсолютно реален.
О моровом поветрии Квестор знал не понаслышке. Последствия он видел своими глазами, когда служил в восточных фемах восемь лет назад. Там, бывало, целые города выкашивало под корень. После местные-бхалы вручную рыли известковые траншеи, а подземные печи, построенные наспех, не справлялись с количеством тел - почва раскалывалась от адского жара, и над трещинами в земле курился жирный, удушливый дым. В большинстве случаев всему виной были обычные бюрократические проволочки. Доставить противочумную сыворотку к месту бедствия не составляло труда, однако для этого требовалась масса сопроводительных документов. Пока чинуши расставляли свои закорючки, драгоценное время уходило, и как результат - горы трупов и роптанье низов. Что поделать, в Ромейской Империи любое начинание просто-таки тонет в бумагах. Зато порядок идеальный...
В городе, закрытом на карантин, Квестор очутился впервые в своей жизни, однако сиё обстоятельство его не особо взволновало. Удостоверение агента Тайной Канцелярии открывало перед ним все двери. На взлётной площадке за городской стеной его поджидала крылатая машина с пилотом. Квестору оставалось лишь доставить задержанного в столицу, и на этом его миссия будет завершена. Никогда больше не увидит он этот чёртов город. Да и с Северной Провинцией самое время распрощаться. Вернувшись в Вильск, он незамедлительно подпишет рапорт об увольнении и швырнёт его Крысёнышу (в рожу) на стол. Хорошо бы, конечно, по роже, размышлял Квестор, торопливо натягивая шинель, однако Крысёныш какое-никакое, но начальство, а против Табели о рангах не попрёшь. Проклятье, скорей бы всё это закончилось!..
У стен городской тюрьмы дожидалась "псилла" - четырёхместная машина с открытым верхом, в которой накануне доставили пленника из гарнизона. Двигатель был включён. Шофёр в военной униформе сидел, вцепившись дрожащей рукой в рычаг управления, его лицо было бледно. Он бы с радостью удрал из города вместе с остальными, но угроза наказания за дезертирство пугала его больше, чем эпидемия. Здание тюрьмы пустовало - ни начальства, ни охранников. Двери камер были открыты нараспашку, трое заключенных, осужденных за долги и мошенничество, бесследно исчезли. В камере оставался лишь пленный мятежник, который, естественно, никуда не мог уйти по причине своей слепоты. Квестор схватил пленного за руку и рявкнув: "За мной!" поволок его к выходу. Втолкнув его на заднее сиденье "псиллы", Квестор устроился рядом и приказал шофёру трогаться. Пробуксовав колёсами по снегу, машина сорвалась с места.
На площади у городских ворот шофёр вынужден был остановиться. Тут собралась огромная толпа народу. Казалось, вот-вот вспыхнет бунт, и горожане, не успевшие сбежать из Лемара, начнут штурмовать запертые ворота.
- Присматривай за пленным, - сказал Квестор шоферу и вышел из машины.
Протиснувшись сквозь толпу, он решительным шагом приблизился к шеренге стражников, выстроившихся вдоль городских ворот.
- В чём дело? - загремел Квестор.
Ответа не последовало. Стражники смотрели мимо него, держа оружие наготове. Тогда Квестор подошёл вплотную к одному из стражников. Лицо его было наполовину скрыто чумной маской, но заглянув в его перепуганные, широко распахнутые глаза, Квестор понял, что перед ним совсем ещё сопляк.
- Я Квестор! - он выхватил из-за пазухи удостоверение и сунул его стражнику под нос. - Вы пойдете под трибунал за то, что препятствуете работе Тайной Канцелярии.
Стражник попятился. Однако напугала его вовсе не угроза трибунала. Он даже не взглянул на удостоверение. Стражник смотрел на обнажившееся запястье Квестора. На бледной полоске кожи между перчаткой и рукавом шинели отчётливо проступали тёмно-багровые пятна.