Я отыскал под крыльцом заступ и принялся за работу. Стояла зима, и смёрзшаяся земля была твёрдой, как камень. Через несколько часов могила была готова. Я опустил в неё тело Карин, завёрнутое в простыню, и забросал могилу землёй. Я уже не чувствовал ни горя, ни скорби. Меня мутило от усталости. В тупом оцепенении стоял я над свежей могилой, вспоминая нашу былую жизнь.
Этим летом Карин стала моей женой. Её родители не сразу дали согласие на этот брак (жених из меня был незавидный), но видя всю силу и искренность нашей любви, уступили. Лишних денег у меня не водилось, но, во всяком случае, у меня был старый особняк с небольшим садом, доставшийся мне от покойного отца. Отныне этот дом стал и домом Карин.
Я был поэтом - не слишком удачливым. Я сочинял песни, которые плохо продавались, ибо заказчики считали их чересчур мрачными и непригодными для пения под лютню в светских салонах. Иные поэты нажили целое состояние, сочиняя песни о любви соловья и розы, о скорбящем сердце покинутой девы и о витязе, уснувшем в саду колдуньи. Мои стихи были совсем другими. Я писал о шёпоте ветра в верхушках кладбищенских кипарисов, о блуждающих огоньках, что с наступлением сумерек загораются под сводами заброшенных склепов, и о Моровой Деве с юным лицом и седыми волосами, которая тёмными ночами блуждает по опустевшим улицам, неслышно входит в жилища и прикасается костлявой рукой к лицам спящих, поражая их смертельной болезнью. По странной иронии, мои самые тёмные фантазии теперь воплотились в жизнь.
Считалось, что поветрие принесла в город заезжая монахиня, остановившаяся в местной гостинице. Она была первой, кого унесла морова язва. Некоторые, впрочем, поговаривали, что монахиня вовсе не была больна, когда приехала в Лемар. В городе её встретил Ангхи, Повелитель Зла. Явившись ей в образе красивого мужчины, Ангхи наградил её моровой язвой, запечатлев свой змеиный поцелуй на её челе.
Весть о поветрии распространилась со скоростью молнии. Из города в страшной спешке бежали все, кто только мог бежать. Я всегда воздерживался от критики властей, но вынужден признать: первыми сбежали члены Городского Совета со своими семьями. За ними последовало тюремное начальство и местный Клир почти в полном составе - при Храме Вышнего остались лишь дьячок да алтарный служка.
Впрочем, безвластие длилось недолго. Вскоре в город пришли коронеры и специально обученные солдаты санитарного отряда. Весть о поветрии дошла до нас с Карин слишком поздно, и мы не успели сбежать. В первый день карантина город был охвачен паникой. Обезумевшая толпа штурмовала закрытые ворота, пытаясь вырваться из зачумленного города. Солдаты стреляли в воздух из винтовок и разгоняли толпу автоматическими хлыстами. Я всегда презирал этих стражников, но сейчас их присутствие было совершенно необходимо. Отчаявшиеся, обезумевшие люди попросту истоптали бы друг друга насмерть. Нам было обещано, что со дня на день из столицы прибудет воздушный корабль с грузом сыворотки против моровой язвы. Карин так и не дождалась его. Многие не дождались. Не знаю, как долго простоял я над могилой Карин. Снова повалил снег. Снежинки тихо опускались на свежую могилу, укрывая её белым саваном, а по щекам моим бежали слёзы - наверное, от резкого ветра. Потом я отвернулся и пошел прочь - без цели, не разбирая дороги.
Улицы города были пустынны. Люди прятались в домах, будто в надежде, что родные стены защитят их от поветрия. На улицах вдоль домов лежали тела, завернутые в тряпьё. Коронеры трудились денно и нощно, но всё равно не всегда успевали вовремя унести трупы. Проходя мимо Храма Вышнего, я услышал пение. Звонкий, чистый голос поднимался к небу, затянутому снеговыми тучами. У паперти храма толпился народ. Удивлённый, я подошел к храму, желая посмотреть, кому это вздумалось петь в зачумленном городе.
Когда-то это был храм Митры-Вседержителя, но с установлением нового Закона его переделали в храм Вышнего. С алтарей сняли изображения солярных символов, замазали рунические надписи на стенах, а игольчатые шпили заменили на округлые маковицы. Над центральным алтарем золотой смальтой был выложен Знак Всевидящего Ока - других изображений Вышнего в храме не было. Ни в Царьгороде, ни в провинциях не отыщешь ни одного зримого образа Единого Вышнего. Никто не знает, как Он выглядит на самом деле, за исключением нескольких Праведников, коим Он являлся дважды - зимою и по весне.
Было когда-то мне счастье дано
С тем, кого сердце желает мое.
Нынче ж любовь, что была так сильна,
Прочь утекла, как сквозь пальцы вода...
Признаться, эта песня никогда мне не нравилась. Она была в моде года полтора тому назад, и её часто пели в зажиточных домах под музыку лютни. Протиснувшись сквозь толпу, я увидел на паперти храма девочку-бродяжку в серо-коричневой клетчатой пелерине, какие носят обычно воспитанницы приютов. С нею рядом был слепец в изодранной меховой куртке. Я увидел впадины пустых глазниц. Он сидел на камнях паперти, привалившись спиной к стене храма и положив свой посох слепца себе на колени. Его неподвижное лицо было запрокинуто к небу, как у всех незрячих. Девочка стояла и пела.
Сердце верило в обман,
А теперь скорбит от ран.
В прах рассыпались мечты,
Сердце, как страдаешь ты!..
Глупая, наивная песенка, которая никогда не вызывала у меня ничего, кроме смеха. Но как ни странно, я был рад слышать её сейчас, среди мрака и отчаяния.
Сердце, прошу, ты его отпусти,
Сердце, не плачь -
Но забудь и прости...
Девочка и слепец на камнях паперти. Люди слушали и улыбались, бросая им под ноги медяки. Пошарив в карманах, я вытащил пару монет и протянул их девочке. Потом я вернулся домой. К вечеру на моих запястьях появились багровые стигматы. Я знал, что часы мои сочтены.
Вскоре я почувствовал тошноту и слабость во всём теле. На меня волнами накатывала лихорадка. Я лёг на постель, в которой накануне умерла Карин, и стал дожидаться смерти. В комнате стало жарко, так жарко, что невозможно было вздохнуть. Я знал, что это всего лишь иллюзия - в доме было не топлено со вчерашнего дня.
Собрав остатки сил, я встал с постели, подошёл к окну и толкнул раму, желая глотнуть холодного воздуха. Передо мною был выбеленный снегопадом сад, тёмные стволы деревьев и могила Карин, засыпанная снегом. Над могилой я отчётливо различил чью-то скорчившуюся тень. Мерзостная тварь, чёрная на фоне снега, сидела над могилой Карин. Увидев меня в окне, тварь зарычала, и в темноте сверкнули её фосфорические глаза.
Я не особенно верил россказням о гулях. Я никогда не видел их во плоти - только на гравюрах и цветных миниатюрах из книг. Они будто бы обитали в мёртвых городах по ту сторону базальтовой пустыни. Но если верить легендам, иногда они появлялись и в наших краях - на полях сражений, на заброшенных кладбищах и в городах, где свирепствует мор. Поветрие было им не страшно. Не случайно в некоторых сказках Морова Дева, сеющая смерть, и Аллил, повелительница гулей, дева-чудовище с изъеденным червями лицом, являются родными сестрами и идут рука об руку.
Легенды не лгали. Чудовища-гули явились и в наш зачумленный город. Я с проклятиями отшатнулся от окна. Схватив подвернувшиеся под руку каминные щипцы, я бросился на улицу. Ярость придавала мне сил. Гуль всё еще был здесь. Я замахнулся на него щипцами, желая отогнать от могилы Карин. Чудовище припало к земле, глухо рыча.