- Любовные?
- Хреновые.
- А мне расскажешь?
- Никогда.
- А почему?
- Смеяться будешь.
- С чего вдруг?
- Она смеялась.
- Потому что дура.
- Много ты понимаешь.
Она, вообще-то, не смеялась. Но лучше бы смеялась. Или прямо бы сказала, что стихи дрянь. А она вообще никак не комментировала. Может, она их и не читала. В глаза даже не видела. Придумал тоже - совать конверты ей под подушку, в надежде, что она найдёт и прочитает. А находила их прислуга, например. Лакеи с горничными. А потом читали их друг дружке и ржали в голос. Глупость ужасная. Чёрт, ну почему у меня всегда всё через задницу?..
- Ян, постой, - сказала Нара, потянув его за рукав.
- Что такое?
- Мне надо, - сказала она шёпотом.
- Что, опять?
- Угу. Тут подворотенка. Я быстро. Подожди минутку, хорошо?
Подворотенка. Нахваталась уже словечек.
- Ну беги.
Никак не получается её представить. Образ разваливается. Нара - имя наше, семгальское. А по-ромейски шпарит чисто, без акцента. Оно и понятно. С рожденья по приютам, а там семгальскому не учат. Зачем он нужен? Даже страны такой уже нет... И всё-таки, куда её девать, если мы выживем? Опять в приют? А сам я куда денусь?.. Лита. Господи. Лита. Там была такая мясорубка. Земля кипела. С ней же ничего не случилось, правда, Господь Вышний, Единый, Незримый, Всемогущий, с ней ведь всё в порядке?..
- Ян! Ян! Обалдеть! Здесь крокусы!
- Что? Какие крокусы?
- Нашла в подворотне! Целая корзина крокусов, лежала прямо на земле. Кто-то их вырастил и бросил, или потерял.
- Ты что, корзинку тащишь?
- Их надо спасти! Они же погибнут, здесь так холодно. Ян, давай раздадим их людям.
- Да кому они нужны?
- А лучше отнесём их в храм. Поставим возле алтаря. Здесь в Лемаре очень красивый храм. Белый такой, со шпилями.
- Нара, ты ж на замчище собиралась.
- Так мы туда и идём. А после в храм.
***
На краю городского вала, где когда-то возвышалась крепостная стена, стояли люди - по одному, по двое, либо группками человек по пять. Почти никто не разговаривал. Люди глядели в небо, затянутое снеговыми тучами. Воздушного корабля всё не было. Знамений тоже. Казалось, о зачумленном городе позабыли все - и власти, и сам Господь Вышний. Некоторые, устав глядеть в пустые небеса, переводили взгляд за городской вал и начинали всматриваться вдаль, будто в надежде разглядеть знакомые лица там, по ту сторону Тёрна.
- Ну чего там, Нара? Корабля так и нет?
- Неа!
- А что есть?
- Грузовые машины перед воротами. И два брезентовых шатра. Вокруг города военные с винтовками. Стоят, вытянувшись в цепочку, по солдату через каждые пару саженей. А ещё в земле пропаханы канавы, там на дне что-то горит, но дыма нет, только воздух дрожит от жара.
- Ловушки для крыс. Они переносят морову язву, а Тёрн для них не препятствие. Крыса может запросто проскользнуть под заграждением, человек - никогда. Видишь его?
- Тёрн? Ага, вон там, на горе, где дорога. Сетка такая, а за нею люди. Просто люди, не военные. Смотрят на город. А мы на них.
Нара видела, как от толпы, стоявшей у заграждения, отделился какой-то человек. Подойдя почти вплотную к сетке, он вдруг принялся подпрыгивать и размахивать руками. Кажется, он даже что-то крикнул. Впрочем, на таком расстоянии всё равно не разобрать, да ещё и машины внизу тарахтят моторами.
- Чертёнок, - проговорил Ян.
- Что?
- Сказка такая есть. Чертёнок жил в лесу, людей пугал. Пока его самого не напугали.
Он опустил руку в карман куртки и нашарил там металлический рифлёный диск. Монета. Ян повертел её в пальцах, взвесил на ладони. И вдруг, вскинув руку, с размаху швырнул её за городской вал.
- Ян ты что?! - крикнула Нара, провожая монету глазами - та, тускло сверкнув, исчезла в зарослях самшита, укрывавших склоны замчища. - Зачем ты выбросил деньги?
- Так надо. Потом объясню. Пойдём, Нара. Тут, похоже, ничего интересного.
- Ага, пошли. Надо ещё цветы в храм занести, - сказала девочка. Она всё ещё держала в руках корзинку с крокусами.
Святилище Господа Вышнего располагалось на круглой площади через квартал от городского вала. Судя по очертаниям башен и стрельчатым нишам стен, в прошлом это был храм Митры Вседержителя, которому некогда поклонялись язычники-семгальцы. После установления Закона Праведников в архитектуру и внутреннее убранство храма были внесены некоторые изменения, согласно Царьгородскому канону. Храм был открыт, но службы не велись ни в этот день, ни в предыдущие. Когда началось поветрие, священник бросил свою паству и сбежал из города, видимо, не слишком полагаясь на заступничество Вышнего. Дьячок, оставшийся при храме, каждое утро на рассвете отпирал двери храма, а с наступлением сумерек запирал. Горожане, оставшиеся без духовного пастыря, отлично справлялись сами. Каждый день они собирались в храме и, возжёгши свечи у алтаря, читали вслух Реченья Праведников, а также пели псалмы и литании. Дьячку оставалось лишь присматривать за порядком. Впрочем, горожане вели себя чинно, и дисциплину никто не нарушал.
- Ян, а ты не хочешь войти?
Они стояли на ступенях храма. Из распахнутых дверей доносились торжественные песнопения. Нара узнала этот псалом: "Егда узрите смуту и градоразорение..." Прихожане пели его хором. Псалом закончился, на минуту наступила тишина, а потом чей-то голос принялся читать нараспев: "Воссев под купиною, возлиянье свершил, и в сиянии славы явился ему..."
- Не хочу. Недолюбливаю я эти храмы, знаешь ли.
- Мы могли бы помолиться вместе. Испросить защиты у Господа Вышнего. Чтобы мы не заболели и выбрались из этого города, и чтоб нас никто больше не обижал.
- А если его нет? - сказал Ян чуть отрывисто.
- Что значит, нет?
- А вот так. Нет и всё. Ни Господа, ни Вышнего.
- Ян, ты утратил веру после того, что с тобой случилось? - тихо проговорила девочка.
- Нара, отвяжись уже, а? Занеси эти чёртовы цветы и пойдём отсюда.
- Я ещё и помолюсь.
- Как хочешь. Я у входа подожду.
В храме пахло ладаном и пчелиным воском. На длинных деревянных скамьях сидели прихожане. У алтаря, повернувшись лицом к пастве, стоял степенный седоусый мужчина в клетчатом пальто. Он держал в руках раскрытую книгу и чуть нараспев зачитывал Реченья Праведников. Нара с корзинкой в руке осторожно обошла скамьи и, приблизившись к алтарю, остановилась, заворожено глядя на образ Вышнего - Всевидящее Око, выложенное золотистой смальтой. Потом, преклонив колени, она осторожно поставила корзину с цветами на каменный пол. 'Прими наше подношение, Единый, Вездесущий', подумала она. И начала молиться. Молча, про себя.
- Ну, как, пообщалась со Всевидящим? Может, знамение какое было? - иронично спросил Ян, когда она вернулась.
Он сидел на ступенях паперти, прислонившись к стене и положив свой посох слепца поперёк колен.
- Напрасно ты смеёшься, - серьёзно сказала девочка. - Я помолилась, и мне стало лучше. Даже есть не так хочется.
- Лучше б Вездесущий нам хлебушка прислал. А ещё тесёмок пару, - сказал Ян.
- Каких тесёмок?
- В гарнизоне шнурки отобрали, ботинки сваливаются. Ладно, проехали. Взгляни-ка лучше сюда.
Он протянул Наре раскрытую ладонь. В его руке лежала монета.
- Медный?
- Нара, возьми его и посмотри на него очень внимательно. Может, на нём есть надписи какие-нибудь необычные, или изображения? Может, руны?
Нара поднесла монету к глазам.
- Это не ромейская монета, - сказала она, помолчав. - Чужеземная какая-то. На ромейских деньгах изображён ястреб, или портрет Августы. А здесь всадник, и над ним солнце. И надпись. Буквы вроде ромейские, но язык непонятный. И цифры. Девятьсот восемьдесят восемь.
- Талер, - сказал Ян. - Талер семгальский. А цифры - это год, когда его отчеканили. Двенадцать лет назад. В тот год Семгален сделался провинцией Империи. И монет таких больше не делают.
- А как он сюда попал? - спросила Нара.
- Я бы сам хотел это знать. Час назад я выбросил его за городскую стену. И похоже, этим же талером я расплатился за ночлежку, причём дважды. Нет, я не свихнулся. Он реально всё время ко мне возвращается.