Они остановились. Дьячок слегка запыхался от быстрого бега.
- Кротость и человеколюбие Господа Вышнего не ведают границ, и ныне Он призывает вас в обитель свою, дабы обрели вы там приют, - сказал он.
- В каком смысле? - спросил Ян
- Кажется, он предлагает нам заночевать в храме, - прошептала девочка.
- За какие такие заслуги? - хмыкнул Ян.
- Ведомо ли вам слово "милосердие"? - спросил дьячок.
Ян покачал головой.
- Знал, да забыл. Пойдём, Нара.
- Да подождите же! - воскликнул дьячок, бросаясь следом. - Вы, видно, не понимаете. Это мой собственный почин. Обет во спасенье души моей грешной. Каждый день я оказываю посильную помощь всем обиженным судьбой - слепым и хромым, безногим и расслабленным, золотушным и прокажённым. А также юродивым и слабоумным. А с наступленьем холодов в нашем храме ночуют бездомные, получая и кров, и пищу.
Тут дьячок слегка приврал. Храм не ночлежка, а раздачей бесплатной похлёбки занимается Служба Гражданского Надзора. Но почтенный судья так щедро заплатил, а от правил можно разок и отступиться. Один-единственный разочек. Это, конечно же, грешно, но он непременно приступит к исповеди и во всём покается, как только его духовник вернётся в Лемар.
- Обойдёмся как-нибудь, - сказал Ян.
- Ну, Ян! - зашептала девочка. - Я в курсе, что ты недолюбливаешь храмы, но послушай! Уже начинает смеркаться, а нам надо где-то заночевать. Ночлежку закрыли, а стучаться в чужие дома я больше не хочу.
- Истину слышу из уст дитяти сего, - заулыбался дьячок.
Подобрав рясу, он устремился в сторону храма. Девочка последовала за ним, таща за руку Яна.
Узкая, как ущелье, улица, ведущая к храмовой площади, была пустынна. В синих сумерках медвяно светились окна домов - на снегу лежали желтоватые прямоугольники света, а полоса закатного неба над крышами была слюдянисто-зелёной. Ночь обещала быть морозной. На углу улицы чёрным стервятником притаились похоронные дроги, наполовину заполненные телами. Косматые яки, запряжённые в повозку, беспокойно фыркали, прядали гривами и рыли копытами снег - погонщик их едва сдерживал. Дьячок, проходя мимо, начертил в воздухе Знак Вышнего и пробормотал слова молитвы. Яки тревожились. Животных беспокоило не только присутствие мертвецов. Здесь было что-то ещё. Точнее, кто-то. То ли псы, то ли гиены. Они передвигались на задних ногах, неуклюже ковыляя и заваливаясь вперёд. Их тела были лишены шерсти, а ощеренные морды с приплюснутыми носами и узкими зенками имели мерзостное сходство с человеческими лицами. Вокруг похоронных дрог собралась целая стая этих тварей. Одни сидели в снегу, задрав остроухие головы, как псы, воющие на луну. Другие околачивались поблизости, будто выжидая. Люди их не видели, но яки чуяли их присутствие и, ярясь, грызли удила, грозно поводя рогатыми головами - попробуй только тронь!.. Образ получился настолько ярким, что Ян замедлил шаг и провёл ладонью по лицу, будто отгоняя наваждение. Надо же, опять разыгралось. Как днём ранее, когда к ним подошёл Хозяин Улиц со своими головорезами. Живенько так, разноцветно, как сон наяву. Впрочем, это сон наяву и есть. Обманка. Бывает иногда. А началось не так давно, осенью. В лагере Братчиков. Он струхнул тогда не на шутку, решил, что сходит с ума. Да Волчек успокоил. Сказал, что такое бывает у людей, потерявших зрение. Как человек, потерявший руку, временами чувствует свою отрубленную конечность, которой давно уже нет.
- Ян, с тобой всё хорошо? - с беспокойством спросила Нара.
- Лучше не бывает, - сказал он.
Волчек говорил, что это пройдёт со временем. А пусть бы не проходило. Лучше всё же, чем полная темнота. Первые недели были сущим адом. Лита обращалась с ним, как с ребёнком. Слепота сделала его беспомощным, будто он снова стал маленьким мальчиком, которому старшая сестра помогает одеваться, расчёсывает волосы, упрашивает поесть. Он боялся, что чернота захлестнёт и его сны тоже. Ему часто снилось, что он теряет зрение, и тогда он просыпался с криком. Но постепенно темнота становилась осязаемой, обретая какие-то очертания. Он уже начал немного ориентироваться. Мог уже одеться без посторонней помощи или отыскать кувшин с водой, когда ему хотелось пить. И даже определить, когда светит солнце, а когда небо затянуто тучами. Неплохо для слепца. Но всё равно это не жизнь. Полужизнь, как черви живут. У него отняли всё, кроме права самому выбрать день и час своей смерти. Спасибо, Алех...
- Вот мы и пришли, - бодрым голосом произнёс дьячок. - Осторожно, тут ступеньки.
Ужин был скромным, но сытным - кувшин кислого молока, пара ржаных лепёшек и ломоть сыра, которые дьячок предоставил из своих личных запасов. Потом он принёс из ризницы пару покрывал и старую рясу, которая должна была служить подушкой. Наконец, пожелав гостям доброй ночи, дьячок ушёл, оставив дверь храма незапертой.
Сдвинув вместе несколько лавок, Ян и Нара расстелили на них покрывала и кое-как устроились на этих жёстких ложах, укрывшись одеждой. В храме царил полумрак - уходя, дьячок погасил свечи, оставив лишь две небольшие лампадки над алтарём и в боковой часовенке. В стрельчатые окна проникал с улицы свет фонарей, и на каменном полу меж колоннами лежали длинные тени.
- Вот видишь, Ян, ничего страшного не случилось, - сонно сказала Нара. - Этот человек вовсе не желал нам зла. Он просто хотел помочь.
- Не вижу. Ладно. Спи уже, - проговорил Ян.
***
Когда часы на ратуше отзвонили полночь, дверь храма приоткрылась, и на пороге возникла грузная, закутанная в шубу фигура. Судья Пелягриус был разочарован, увидев, что девочка и слепец спят рядом на сдвинутых лавках. Он рассчитывал, что дьячок отведёт девочку в ризницу, подальше от слепца, оставив его где-нибудь в предбаннике. Ну да ладно, чёрт с ним. Действовать нужно было быстро. Бесшумно прокравшись между скамейками, он приблизился к девочке, которая спала, подложив руку под голову и укрывшись своим стареньким пальтишком. Склонившись над ней, судья полюбовался очертаниями её тела под грудой тряпья. Затем он быстро зажал девочке рот и сдёрнул со скамьи. План был прост: отвести девчонку к себе домой и запереть на ключ, ну а после он о ней позаботится.
На деле же всё оказалось не так просто, ибо девчонка оказала неожиданно яростное сопротивление. Пытаясь освободиться, она билась и дёргалась в его руках, и даже пробовала драться ногами - если б не плотная шуба, судье бы не поздоровилось. Наконец, изловчившись, она впилась зубами в его ладонь. Судья вскрикнул и ослабил хватку.
- Помогите! - закричала девочка.
Чертыхнувшись, судья снова зажал ей рот.
- Не нужно скандалить, мышка моя, - сказал он. - Никто тебя не услышит. Даже дьячок. Он нынче оглох и ослеп, а заодно и онемел.
Судья поволок её к выходу. Девочка отчаянно отбивалась. Сквозь шубу судья чувствовал прикосновения её юного, гибкого тела. Внезапно в нём разгорелась похоть. Он замер. А чего, собственно, ждать? На улице девчонка может вырваться и удрать, а в храме никого нет, кроме этого калеки. Но он ведь нам не помешает, верно? Судья развернулся и потащил девочку в боковую часовенку, где горела лампада. Втолкнув её внутрь, он начал стаскивать с себя бобровую шубу. Воспользовавшись моментом, девочка рванулась к выходу, но судья преградил ей дорогу.
- Давай не будем ссориться, синичка моя, - сказал он. - Ты должна вести себя хорошо, иначе будешь наказана.
Он ухватил девочку за платье и швырнул её на пол. Тонкая ткань с треском разошлась под его пальцами. В полумраке судья увидел её бледное плечо. Он склонился над ней и, дрожа, начал расстёгивать пуговицы сюртука. Девочка отчаянно колотила его кулачками по лицу и груди. Сыпавшийся на судью град ударов ещё сильнее распалял его желание.
Судья так и не понял, откуда взялся убийца, ринувшийся на него из темноты. Краем глаза он заметил тускло сверкнувшее лезвие. Инстинкт самосохранения был развит у него отменно. Судья шарахнулся в сторону. Лезвие просвистело мимо и со скрежетом чиркнуло по каменному полу, едва не сломавшись. Судья оттолкнул девочку и бросился бежать. Кто-то ухватил его за ногу, и он почувствовал острую боль в правой голени. Его сапог стало заливать чем-то горячим, густым и липким. Завизжав, судья рухнул на пол. Он уже не чувствовал боли. Его захлестнул животный ужас. Приволакивая раненую ногу, судья пополз к выходу. Чьи-то пальцы вцепились в его редеющие волосы. Голова его запрокинулась кверху, и взгляд устремился на тёмные хоры.