- Спокойно, граждане, спокойно, не создавайте толчеи! - зычно кричал офицер в полевом кителе. - Сыворотки хватит на всех!..
Памва первый заметил у городских ворот невысокую русоволосую девушку лет двадцати, одетую в мужской полушубок, который был ей великоват.
- Да вот она! - крикнул Памва.
Он запрыгал и замахал руками.
- Лита! Лита! Мы тут!
Она остановилась, высматривая их в толпе народу.
- Ян! - тихо выдохнула она. - Ян, маленький мой!..
- Лита, - сказал он, потянувшись к ней.
Они обнялись и замерли в молчании, не обращая внимания на царившие вокруг шум и суету. Нара и Памва тихо перешёптывались, стоя в сторонке. Человек в чёрных одеждах, давеча назвавший себя первым из грешников, тоже помалкивал, не смея нарушить этот, как он бы выразился, "безмолвный диалог". Молчание, впрочем, длилось недолго.
- Как жизнь, старушенция? - спросил Ян, коснувшись её щеки. - Замуж ещё не вышла?
- Можешь уточнить, за кого? - в тон ему ответила Лита.
- Я слышал, тебе нравятся контрабандисты.
- Войцех Гарэза, что ли? - она фыркнула. - Он же старикашка.
- Тогда Коган.
- Он лесничий. И он женат.
- Будешь такой разборчивой, помрёшь старой девой.
- Тебе-то что?
- Я же твой брат.
- Младший.
- А ты зануда!
- Ян, - Лита посмотрела на него с улыбкой. В лучшие времена они частенько так разговаривали. Полушутливо, слегка подтрунивая друг над другом. Только было это очень давно. Ещё до Оружейной площади. И когда жива была мать. Или даже раньше, когда они ещё не покинули дюны... А сейчас всё как будто вернулось. Пусть лишь на краткий миг, но вернулось.
- Ян, у тебя снег в волосах. Дай отряхну, - сказала она, проведя ладонью по его волосам.
- Ай, Лита, ну я сам, - ответил он, отмахиваясь.
- Ребята, вы это слышали? - проговорил вдруг Памва.
Он стоял, чуть склонив голову, и внимательно к чему-то прислушивался.
- А что такое? Воздушный корабль гудит? - спросила Нара.
Памва мотнул головой.
- Да нет. По крышам копыта прогрохотали. Это Морова Девка из города ускакала, на худой кобылке. Больше она в Лемар не вернётся. Никогда!
***
В трактирном зале было пусто. Фитили масляных светильников были подвёрнуты, скамьи и стулья опрокинуты на столешницы, а полы чисто выметены и отдраены до скрипа. Однако в зале пылал камин, тут было тепло, и отсюда не гнали. Хозяин трактира пребывал в благодушном настроении. За несколько дней карантина посетители оставили в его заведении кругленькую сумму, почти равную его годовому доходу. Кроме того, он благополучно пережил поветрие и, хвала Вышнему, никто из его родных и близких не заболел и не помер. Поэтому, увидев на пороге трактира странноватую компанию из шести человек, он не раздумывая их впустил. И даже не взял с них денег, хотя ему протянули пригоршню монет и пару смятых ассигнаций. При других обстоятельствах трактирщик выгнал бы их взашей, но сейчас он жаждал отблагодарить Господа за свою счастливую судьбу, а лучшей благодарностью была благотворительность, как сказано в Реченьях Праведников. Трактирщик велел предоставить этим оборванцам бесплатный обед и спальни наверху, а также горячую воду и побольше мыла. Сделав распоряжения, хозяин трактира удалился, оставив гостей беседовать у камина.
Лита полулежала на плюшевой софе, с тревогой глядя на брата. Тот сидел на полу возле камина, уже с повязкой на лице. Ян попросил сестру дать ему какой-нибудь платок или полоску ткани, чтобы спрятать глаза. Ему кажется, что лицо его сильно изуродовано, хотя на самом деле это не так. После короткого всплеска радости Ян снова замкнулся в себе, и Литу это беспокоило. Только бы он опять не соскользнул в этот омут тоски... С ним рядом на досках пола сидела Нара, держа его за руку и прижавшись щекой к его плечу. На девочке было всё то же изорванное приютское платьишко мышиного цвета и чулки из колючей шерсти. Хотя ей были бы к лицу и порфировый плащ, и золотое платье со стоячим воротом, в каких расхаживает Августа. Впрочем, в ней не было никакого сходства, ни одной общей чёрточки с Августой, этой засушенной мегерой под слоем белил. Двенадцать лет... Памва-Хлусик сидел у стола, раскачиваясь на стуле, и грыз корешок аира. На его веснушчатой физиономии было написано крайнее изумление.
- Очуметь история, - сказал он наконец. - Нара, так выходит, Августа твоя бабушка. Которая убила твоих родителей.
- Да уж. Зашибись просто, - ответила девочка.
"Зашибись". Ян так говорит. Набралась уже словечек.
- Это ничего, бывает, - сказал Памва, покачивая головой. - Моя бабуля тоже злющая, как ведьма. Поэтому я он неё и сбёг. Я ж говорю, мы с тобой родственные души!
- Двенадцать лет, - вполголоса произнёс Нартос. Он стоял у стены, скрестив руки на груди. В своём чёрном сюртуке он больше походил на местечкового гробовщика, нежели на духовную особу. Его выдавала лишь клиновидная подстриженная бородка, какие положено носить монахам. Волосы его, некогда тёмные, были выбелены сединой, а глаза были серо-стального цвета, как у уроженцев Дольних Земель.
- Двенадцать лет назад Августа совершила переворот, свергнув с престола кесаря Алаиса из Порфиророжденных. Своего сына, - говорил Нартос. - В тот же год Мика Венд получил должность Наместника из рук Августы, и Королевство Семгален перестало существовать, сделавшись провинцией Империи. После Марна-Сигёл время для нас остановилось. Все эти годы я замаливал свой грех. Их кровь на моих руках.
Феофано. Императрица, супруга кесаря Алаиса. Убита выстрелом в спину у Марна-Сигёл. Возможно, её убийцей стал Мика Венд. Он возглавил отряд наёмников, которые преследовали беглецов.
Алаис, Самодержец. Ослеплён по приказу Августы. Остаток жизни ему предстояло провести в монастыре. Три дня спустя ему передали капсулу с ядом. Он выбрал смерть.
Альбин Гхор. Командир дворцовой стражи, телохранитель Императора. Арестован. Провёл год в Фарнагском остроге, затем был приговорён к пожизненной ссылке в Дромос, на саммеритовые шахты. Оттуда мало кто возвращается. Амнистирован два года назад.
- И хотел просто пожить спокойно, - сказал вполголоса Альбин. - Дожить, точнее говоря. Ссыльные на шахтах мрут, как мухи. От саммеритовой пыли. А кто возвращается, тоже не жилец. Три года, пять. Просто дожить. И то не дали.
Он сидел на скамье у камина, сцепив пальцы рук на коленях и рассеянно глядя на огонь. Ромеец до мозга костей. Ростом выше, чем коренастые семгальцы, черноволосый, с узкими скулами и тёмными, чуть продолговатыми глазами. Ромейцы все так выглядят - с волосами, как вороново крыло, и глазами, как осколки базальта. Впрочем, глаза у него были скорее тёмно-синими, чем базальтовыми. Нартос говорит, что эта чернота в глазах ромейцев неспроста. Из глубины их зрачков глядит Странник. Демон, что незримо бродил по земле до Всесожжения, и остался, когда новый континент поднялся из океана. Также его называют Номад и Айал-Гач. Но здесь, в этом зале, его нет.
- А всё-таки, как к тебе сейчас обращаться - Вэл или Альбин? - спросил Памва.
- Сейчас у меня удостоверение на имя Нэд Варнас, - сказал тот, усмехнувшись. - Но и от него придётся избавляться. Алех-то не дремлет. Валога.
Это имя он произнёс с особой интонацией, с какой обычно говорят 'гадёныш' или 'шельма'.
- Н-да. Пожалуй, лучше не спрашивать, сколько всего у тебя имён, - заметил Памва.
- Одно, на самом деле. При рождении данное, - ответил Альбин.