В тридцатые годы шестьдесят тысяч жителей Ингерманландии были отправлены в Сибирь и за Урал, четверть из них умерли по дороге. Иван стал одним из них. Когда он умер, Элин снова была беременна. Она попала в ГУЛАГ. Там ее, блондинку с голубыми глазами, присмотрел себе начальник, не очень умевший считать. Он решил, что ребенок от него, так что ей позволили родить. Ее дочь Кристина смогла получить образование и выучиться на врача. В университете она познакомилась с будущим мужем, геологом.
Так они попали в Удачный.
В тот вечер Владлена долго плакала, пока не заснула.
На следующее утро она впервые в жизни пришла на работу с опозданием. Ввалившиеся заплаканные глаза, серое лицо. Не просила Игоря принести чаю, не спускалась в столовую.
Во второй половине дня она ушла с работы раньше обычного.
– Мне надо к врачу, – тихонько сказала она Игорю – так, чтобы коллега Петров в кабинете напротив услыхал ее слова.
Каждый день она уходила с работы, став, кажется, на пару грамм легче, чем когда пришла. Как будто с нее потихоньку снимали давнюю тяжесть. Так и сегодня. Сделав глубокий вдох, она опустила плечи. На площадку на крыше опускался вертолет, Владлена с трудом поборола накатившее чувство паники. Машина, унесшая ее с болота Кальмюрен, была малым прототипом модели Камов Ка-52К – достаточно компактная, чтобы упаковаться в фуру. Втайне Владлена исследовала возможности устроить взрыв на заводе в Арсеньеве, где их производили, но, разумеется, не стала воплощать в жизнь эту часть плана.
Стоял ясный летний день, небо казалось высоким, негромко шумели кроны деревьев. Сняв пиджак и перебросив его через руку, она медленно шла мимо высотных домов к остановке автобуса «Храм». Здесь находилась Городская клиническая больница имени Боткина. Владлена села в кафетерии за столиком у входа с чашкой кофе и стаканом воды. Подняв глаза, уставилась в одну точку. Ощущала, как проходят мимо люди, бросая на нее любопытные взгляды, как обычно делают в больнице: хронический, смертельный или излечимый диагноз?
В семь вечера она решила, что программа на день выполнена, села на метро и поехала от «Динамо» до «Маяковской», зашла в продуктовый, купила сосиски, замороженную рыбу и лимоны. Дочитала книгу Альстердаля и уснула на диване, так и не успев открыть новую.
Всю неделю она повторяла одно и то же: приходила чуть с опозданием, во второй половине дня уходила к врачу, между тем лицо ее все больше серело. Чувствовала она себя ужасно. Работу делала плохо, чего с ней никогда раньше не случалось.
Когда настали выходные, она ввела в свою строгую белковую диету немного овощей. По-настоящему откинуть копыта она не планировала, только создать видимость. Диета французского врача Пьера Дюкана работала прекрасно. Всего через неделю Владлена исхудала, как никогда. В воскресенье вечером она в последний раз вымыла голову и натерла ладони и запястья лимонным соком, от чего кожа покраснела и опухла.
В понедельник вернулась из отпуска коллега Егорова. Придя из бассейна и увидев Владлену, она была так поражена, что не смогла этого скрыть.
– Что с тобой, ты заболела?
Владлена смущенно откинула прядь волос.
– Да, в последнее время что-то нездоровится, – ответила она.
Егорова шагнула обратно к двери.
– У тебя не ковид?
– Нет-нет, – заверила Владлена. – Точно не вирус.
Дарья Егорова перевела дух и села на свое место по другую сторону письменного стола.
– Все равно все это выдумки, – сказала она, доставая из сумки пачку кефира.
Утром четверга Владлена связалась с администрацией и попросила предоставить ей несколько дней отпуска в связи со срочным хирургическим вмешательством. Сообщила, что планирует вернуться на работу в начале следующей недели. Во второй половине дня получила краткое сообщение, что отпуск ей предоставлен.
В пятницу утром она поехала в клинику пластической хирургии на Малой Грузинской, чтобы ей удалили силикон из груди. Ее выписали в субботу утром – чувствовала она себя совершенно отвратительно. Единственный раз в жизни ей было так же плохо, когда Ангелов забрал ее из Стентрэска и увез назад в СССР, не заботясь о том, что она кормит грудью. От Хапаранды до приграничного пункта Суоперя было не больше тридцати миль, но еще до того, как они покинули Финляндию, у нее образовался чудовищный застой молока. Подскочила температура, грудь потрескалась, начался двухсторонний мастит. Три дня она пролежала в больнице в Ленинграде, где ей шлангами откачивали гной из обеих грудей. Там ей вводили гормоны, чтобы остановить выработку молока.