— Привет, да не наш ли это мерзавец? — воскликнул Сигурд Оли.
— Там еще что-то есть, — сказал человек за компьютером и продолжил наводить резкость. На картинке появились волны — кажется, женские волосы, подумал Эрленд, и еще один расплывчатый профиль. Эрленд смотрел не отрываясь, и ему показалось, что он все разобрал — Хольберг сидит на стуле и разговаривает с какой-то женщиной.
Тут Эрленда прошиб холодный пот — ему захотелось закричать «беги прочь отсюда!», но было слишком поздно. Он опоздал на несколько десятилетий.
В кабинете зазвонил телефон, никто не стал брать трубку. Эрленд подумал, это телефон на столе рядом с компьютером.
— Это твой мобильный, — сказал Эрленду Сигурд Оли.
С большим трудом Эрленд выудил трубку из кармана куртки. Звонила Элинборг.
— Ну, как настроение? Занят чем-нибудь интересным?
— К делу, будь добра, — сказал Эрленд.
— К делу? Чего ты так кипятишься?
— Я знаю, не в твоих правилах раскрывать все карты сразу. Валяй.
— Я кое-что узнала про Катрининых детишек, — сказала Элинборг. — Впрочем, они давно взрослые мужчины, что это я.
— И что же именно?
— Все — образцовые граждане и отличные люди, правда, один из них работает в жутко интересном месте. Я подумала, тебе будет любопытно, но если ты так занят и не готов немного поболтать с симпатичной женщиной, то я лучше позвоню Сигурду Оли.
— Элинборг!
— Я тебя внимательно слушаю.
— Мать твою, брось эти свои штучки!!! — заорал Эрленд, кинув испепеляющий взгляд на Сигурда Оли. — Скажешь ты мне, в чем дело, или нет?!
— Наш сын работает в Центре генетических исследований.
— Где?
— В Центре генетических исследований.
— Какой еще наш сын?
— Наш, то есть самый младший. И работает он над новой базой данных. В ней хранятся генеалогические деревья. Там описаны все исландские семьи со всеми наследственными болезнями. Младший сын — эксперт по наследственным болезням, Эрленд.
35
Эрленд вернулся домой поздно вечером. Наутро он собирался снова навестить Катрину и поговорить с ней про свою версию. Он надеялся, что ее третьего сына побыстрее найдут — чем дольше его будут искать, тем выше вероятность, что история попадет в прессу и из нее состряпают сенсацию. Эрленду бы этого не хотелось.
Евы Линд дома не было, но перед уходом, судя по идеальному состоянию квартиры, она ликвидировала последствия папиного буйства. В магазине Эрленд купил две порции готовой еды, положил свою в микроволновку и запустил нагрев — и тут ему припомнилось, что несколько дней назад, когда Ева Линд навестила его впервые после долгого отсутствия, он как раз стоял у микроволновой печи. Там его и настигла весть о ее беременности. Кажется, с тех пор прошел целый год — с тех пор, как она села перед ним и принялась клянчить деньги, отказываясь отвечать на вопросы. А ведь минуло всего несколько дней. Ему все еще снились кошмары. Он редко видел сны, плохо их запоминал, и всякий раз по пробуждении его преследовали их обрывки, он чувствовал какое-то беспокойство, от которого никак не мог избавиться. И плюс еще эта чертова боль в груди, тоже не желает уходить. Он все думал о Еве Линд, ее будущем ребенке, о Кольбрун, об Ауд, об Элин, о Катрине и ее сыновьях, о Хольберге и Гретаре и Эллиди в тюрьме, о невесте из Гардабая и ее папаше, о самом себе и своих детях, о сыне, Синдри Снае, которого он почти не видел, и снова о Еве, которая дала себе труд найти его, с которой он все время ругался, решительно не одобряя ее поведение. А ведь она права, кто он такой, чтобы поучать ее? Он думал о матерях и дочерях, об отцах и сыновьях, о детях, которых не хотели их родители, о детях, которые рождаются в этой крошечной стране Исландии, где все всем родственники и все всех знают.
Если Хольберг и правда отец младшего сына Катрины, то что получается, его убил собственный сын? Знал ли юноша, что Хольберг — его отец? Как он узнал? Это Катрина ему рассказала? Когда? Почему? Зачем? Или он это всегда знал? И про изнасилование тоже? Неужели Катрина рассказала ему, что Хольберг изнасиловал ее и она от него забеременела? Что он должен был пережить в миг, когда услышал обо всем этом? Что это за чувство — узнать, что ты не тот, кем себя считал? Что ты — не ты, а кто-то другой? Что твой отец — не твой отец, что ты не его сын, что ты сын кого-то другого, человека, о существовании которого ты даже не подозревал. Сын преступника, насильника.