После ознакомления с общедоступными источниками у меня не сложилось окончательного мнения о Фёдорове-младшем. Следовало с ним поговорить, для чего я направился в следственный изолятор.
Мне удалось попасть в место содержания моего клиента, то есть в СИЗО, без очереди. Как это не парадоксально, в России очереди наиболее распространены в поликлиниках и тюрьмах. В 09.30 я уже находился в следственном кабинете и ждал, пока приведут моего возможного клиента. Окончательное мнение о возможной работе я решил сделать после разговора с ним.
Когда Степана ввели в кабинет, его вид мне понравился: уверенный взгляд, в котором не было ни намёка на отчаяние, ровные и чёткие движения. Всё говорило о том, что он уверен в себе либо в том, что делает. Это вселяло надежду на то, что не придётся тратить времени на то, чтобы «утирать ему сопли».
— Доброе утро, Степан Иванович. — обратился я к нему, когда сотрудник следственного изолятора оставил нас одних. — Я адвокат Талызин. Зовут меня Вячеслав Иванович. Ко мне обратился один наш общий знакомый с просьбой помочь вам. Я пока не определился, возьмусь ли я за ваше дело, поэтому решил переговорить с вами.
— Очень приятно. Я представляться не буду, так как, вероятно, вы многое обо мне знаете, Вячеслав Иванович? — Фёдоров спокойно посмотрел на меня и дождавшись моего утвердительного кивка, продолжил. В его речи чувствовался непонятны акцент, непривычный уху, но приятный. — Что вас интересует?
— Многое. Для того чтобы решить, работать ли с вами, я хотел бы озвучить условия, при соблюдении которых я соглашусь на ваше предложение.
— Слушаю вас.
— Первое и самое главное. Вы должны правдиво и полно отвечать на мои вопросы. Любые вопросы, — выделил я, — в том числе на те, что остались без ответа в ходе следствия. Вам необходимо запомнить, что разговор с адвокатом это как исповедь. Представьте, что вы каетесь в грехах батюшке. Полное же отпущение возможно лишь при полном раскаянии, а не выборочном изложении совершённых грехов. Так что либо вы правдиво отвечаете на вопрос, либо не отвечаете вообще. В последнем случае я самостоятельно решаю, продолжать мне работу или нет. Второе, вы должны чётко определить для себя, чьим советам вы будете следовать, моим или адвоката Плотникова, в случае возникновения у нас с ним разногласий. Третье, вы неукоснительно должны следовать моим рекомендациям. При этом любая критика принимается, но, если я признаю её неконструктивной, отсекается и в работу не идёт. Понятно? — я внимательно посмотрел на Степана.
— Принято. — спокойно отреагировал Фёдоров. — Вы ничего не сказали про свой гонорар?
— А чего тут говорить? Вы условия моей оплаты знаете, уверен, будете эти условия соблюдать.
— В таком случае что вас интересует?
— Вы убили Костомарова? — я внимательно посмотрел в глаза Фёдорову.
— Нет. — кратко ответил он.
— В таком случае, почему вы признаны виновным в его убийстве? — я ожидал, что на этот вопрос Степан начнёт развивать многословную и бесполезную теорию заговора, в которой он стал жертвой. Ошибся!
— Не знаю.
— Хорошо. — мне понравился стиль моего подзащитного: он был спокоен, хладнокровен и, главное, немногословен. Осталось узнать, насколько он способен выражаться конкретно и содержательно при минимуме слов. — Степан, обстоятельства произошедшего, вернее, того, за что вы приговорены, в общем и целом, мне известны. Меня интересуют ваши ответы лишь на некоторые вопросы. Чтобы сэкономить время, я предлагаю диалог в форме вопрос-ответ? — и дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — Где вы находились 28.06.2019 года?
— Далеко от места убийства.
— Поподробнее можно? Где конкретно были, в какое время и с кем?
— Это не должно относиться к делу. — Фёдоров-младший был неподражаем. — Я не обязан доказывать, что у меня имелось алиби. Следователь и прокурор должны были опровергнуть его наличие у меня.