Пройдя необходимую процедуру проверки на посту охраны, я один, без сопровождения направился по асфальтированной дорожке к дому. Когда я подошёл ко входной двери в дом, та немедленно открылась и меня встретила сама хозяйка дома. Кристина Алексеевна выглядела даже лучше, чем на фотографиях, которые я видел в Интернете. Мне было известно, что сейчас ей 45 лет. Но выглядела она значительно моложе. Следов пластики я не заметил, хотя жёлтая пресса указывала на злоупотребление госпожой Фёдоровой медицинскими процедурами. Я бы дал ей лет 40. Высокая брюнетка, некоторые даже сказали бы статная, с выдающимся бюстом и замечательной фигурой. Её лицо явно не было образцом классической красоты, но отличалось какой-то очаровательностью. Иногда таких женщин называют миленькими. Я в отношении хозяйки дома такого эпитета не применил бы: её портил жёсткий взгляд серо-голубых глаз. Эта жёсткость чувствовалась сразу. Несмотря на то, что перед началом разговора она одарила меня улыбкой, я сразу же понял, что передо мной женщина серьёзная и с ней необходимо вести себя очень осторожно.
— Господин Талызин. — констатировала Фёдорова. — Или товарищ?
— Можно обойтись без официоза госпожа Фёдорова. — и продолжил, надеясь растопить лёд. — Или миссис?
В ответ она рассмеялась. Очень естественно, смех был настоящий, не наигранный.
— Раз мы так хорошо пониманием друг друга, может быть перейдём на ты? — она вопросительно посмотрела на меня и продолжила. — Долгая жизнь за границей отучила от использования отчества.
— Не вижу в этом проблемы. Итак, Кристина?
— Лучше просто Криста. Я могу обращаться к тебе по имени, Вячеслав?
— Да. Не люблю укороченные варианты своего имени.
— Договорились. В таком случае проходи в дом, а то мы уже пять минут стоим в дверях, что, с моей точки зрения, не очень хорошо.
Когда мы зашли в дом, хозяйка провела меня в небольшую гостиную на первом этаже, где мы уселись друг напротив друга в небольшие кресла около кофейного столика. Она тут же вызвала прислугу и после выяснения моих предпочтений попросила принести мне кофе, а ей бокал мартини.
— Итак, Вячеслав, ты решил взяться за дело моего сына. — опять утвердительно начала она. — Что тебя больше заинтересовало, деньги или само дело?
— Ни то, ни другое.
— Не понимаю тебя.
— Криста, если бы твой пасынок захотел и раскрыл своё алиби, он бы не отказался в тюрьме. В этом деле меня интересует психология, впервые вижу человека добровольно и (пока для меня) при отсутствии причины стремящегося в места лишения свободы. Если он, конечно, не лжёт.
— Неожиданно. Но Степан для меня является сыном. Сыном, а не пасынком. Обрати на это внимание, пожалуйста.
— Как ты стала для него матерью? Каким образом взаимоотношения мачехи и пасынка переросли в отношения матери и ребёнка?
— Это не твоё дело. — Фёдорова вскинула подбородок. — Но я отвечу. Я лишена возможности иметь детей. Когда я осталась одна с маленьким мальчиком на руках, с большими проблемами, мы сблизились. У него тоже никого не было. Вот мы и потянулись друг к другу. Степан для меня только сын, и никто иной. В то время и ему, и мне было тяжело. Тебе этого не понять.
— Честно говоря, и не собираюсь. Хорошо, мы определились, что ваши семейные отношения — это ваши семейные отношения. Меня больше интересует дело. Что ты успела узнать об алиби своего сына?