Но глаза Авгини, казалось, не имели власти над Мартыном Рылем, и не ее он видел в хороводе вепровских девушек. Случалось порой, Авгиня сама затронет Мартына, но в этом ничего удивительного не было, если принять во внимание ее игривый характер. Мартын в таких случаях уделял ей не больше обычного внимания.
— Нравишься ты мне, Мартын! — однажды сказала ему Авгиня, и в глазах ее заискрилась задорная улыбка.
Мартын, словно не замечая этого, спокойно ей ответил:
— И ты мне нравишься, Авгиня.
Но в голосе его не было и тени волнения.
— А чем я тебе нравлюсь, Мартын?
— Тем, что я нравлюсь тебе.
— А если бы ты мне не нравился?
— Ну так что же!
— А знаешь, чем ты можешь понравиться?
— Не знаю. Скажи.
— Тем, что ты высокий, что у тебя, как видно, будут черные усы. И глаза у тебя глубокие, иногда посмотришь — и страшно делается. Я люблю, когда у парня такие глаза, что от взгляда дрожь пробирает. Но я бы за тебя не пошла замуж: у тебя, когда станешь постарше, будет козлиная борода!
И Авгиня залилась веселым смехом.
Мартыну стало как-то не по себе от ее смеха и неожиданного конца их разговора. Он чувствовал себя немного обиженным. Пока он подыскивал подходящее словцо для ответа, Авгиня была уже далеко и, видно, забыла, что в Вепрах есть высокий, широкоплечий и стройный Мартын. Казалось, и он выкинет из головы это незначительное происшествие. Только вечером, когда он уже лег спать, перед его глазами невольно возник образ Авгини. Припомнились вся сцена их встречи и слова о козлиной бороде, которая будто бы у него должна вырасти. При чем тут борода? К чему она это сказала? Даже вспомнить неприятно. Мартын перебирал в памяти все слова Авгини. Если правильно разобраться, то она, пожалуй, сказала ему больше приятных слов, чем обидных. Что касается женитьбы, то Мартын и не думал брать Авгиню в жены и вообще не задумывался о женитьбе. Может быть, ее слова надо понимать в другом смысле? Не намекала ли она на что-нибудь? Но обидное воспоминание о козлиной бороде не оставляло его в покое. Мартын плюнул, повернулся на бок и заснул крепким, здоровым сном.
Однажды Мартын Рыль плыл на лодке вдоль берега Припяти. Он держался ближе, к камышам, чтобы незаметно подкрасться к диким уткам. Ему посчастливилось настрелять их штук пять. С противоположного берега скользнула лодка. На ее носу лежала охапка свежей травы и большой сноп камыша. На лодке белела гибкая, привлекательная фигура девушки с красной косынкой на голове — это была Авгиня. Быстро мелькало весло в проворных руках, а лодка резво и легко скользила по широкому плесу спокойной Припяти. Миновав середину реки, девушка круто повернула в сторону Мартына. Мартын умышленно неторопливо повел лодку, пристально всматриваясь в заводи среди камышей, где любят жировать утки, и не глядел на приближающуюся лодку, хотя уже знал, кто ею правит. И это было ему приятно.
— А я тебе всех уток распугаю! — донесся звонкий девичий голос, и тотчас же раздался крик: — А ты — га! А ты — га! Утки!
Громкие всплески воды от ударов весла гулко разнеслись по реке у травянистых берегов. Несколько уток поднялись над водой, хлопанье их крыльев было отчетливо слышно.
Утки летели прямо на Мартына. Он нацелился. Гулкий выстрел прокатился над Припятью и заглох в прибрежных камышах. Одна утка покачнулась, потом нырнула вниз, махнула ослабевшими крыльями и, описав дугу, звучно шлепнулась в воду.
Авгиня проворно повернула свою лодку. Вся ее гибкая фигура была в движении. На воде после каждого удара весла кружились бурлящие воронки.