Предсказание или нечто большее?
Не раз я убеждалась в верности высказывания, что счастье – это не пункт назначения, а способ путешествовать. И если ты настроена на ощущение счастья, то любые невзгоды в жизни оборачиваются подлинными ценностями. Но как же настроиться на такое ощущение? По мне, так настрой – это творческий процесс. И ты сам создатель и исполнитель всех своих ожиданий. И даже внешние события и обстоятельства, какие бы сложные они не оказались, являются всего лишь вешками на этом авторском пути под названием жизнь.
Она шла мне навстречу. Я с трудом решилась посмотреть на нее снизу вверх, испытывая странное чувство неловкости. На ней были белые кроссовки, далее следовали полупрозрачные розовые лосины с кружавчиками, через которые выступали синюшные вены и бледные кровоподтеки. На талии болталась белая воздушная пачка, как у балерины. В детстве я мечтала в такой потанцевать! На ней эта пачка весело потряхивалась из стороны в сторону в такт ее покачивающейся походке. На черной майке красовались золотистые буквы "kiss me". И всю эту композицию венчал тюрбан на голове из зеленого платка, с трудом прикрывавший ее непослушные черные космы. Наконец я собралась с духом и посмотрела ей прямо в глаза. Взгляд ее был веселый, но пристальный. Очевидно, что она абсолютно довольна собой, довольна тем замешательством, которое возникло у меня при ее появлении. Она стремительно направлялась ко мне, и я невольно отступила назад. Мысленно я сразу же чертыхнулась, что так явно показала ей свое напряжение.
– Эй! Не вспоминай черта! – весело воскликнула она и взяла меня за руку. Потом оглянулась, замахала руками, подзывая к себе женщин сидящих на скамеечках и прогуливавшихся по аллее.
– Подходите все сюда, сейчас гимнастику будем делать! Женщины быстро окружили ее с разных сторон.
– Лариса! Здравствуй! А погадай мне! – кто-то из толпы протянул ей руку.
– И мне! И мне тоже! – женщины заговорили разом, стали протягивать ей свои ладони и уговаривать погадать.
– Не все сразу, бабоньки! – засмеялась Лариса. Вы же знаете, что я за раз гадаю только двум, но всю правду говорю, какой бы она ни была!
Она стояла в кругу женщин, безумно довольная своим явлением, радостно пожимая и поглаживая протянутые к ней руки, рассуждая о правдивости своих предсказаний. Меня незаметно оттеснили в сторону.
Оказывается она была местной знаменитостью в этом чертовом (ну вот опять сверкнул цыганский зрачок) доме отдыха. Отправила меня туда мама в мои пятнадцать лет по путевке от профсоюза сразу в начале лета, чтобы я отдохнула от школьных перегрузок. И сидела я там среди этих "богатых тоже плачут" по вечерам всем корпусом перед единственным телевизором в фойе. А по утрам тихо плакала в холодной воде озера от неразделенной любви, которая сводила руки-ноги сильнее подводных озерных ключей.
Так как-то утром, возвращаясь с купания, я наткнулась на эту цыганку, работающую в доме отдыха кем-то вроде аниматора: зарядки, конкурсы и самодельные концерты. Видимо, утренняя гимнастика женщин не очень волновала, потому что все продолжали говорить про гадание.
– Скажу ведь правду, потом сами пожалеете! – хохотала она.
Тут она ухватила одну полноватую с короткой стрижкой приятную моложавую блондинку, порывисто развернула ее руку к себе, заглянула и сказала:
– Умрешь в 60 лет!
– Ух ты! – почему-то восхищенно прокатилось среди женщин. Потом в толпе возбужденно заговорили:
– А сколько тебе сейчас? Пятьдесят два? Ну еще наживешься!
Женщина, которой только что сказали такое, стояла оцепенев. Вдруг из ее глаз брызнули слезы. Она, не в силах больше сдерживать рыдания, выдохнула какие-то страшные квакающие звуки и заплакала навзрыд. Все сразу притихли, обступили женщину. Кто-то гладил ее по плечу, кто-то держал ее за руку. В воздухе запахло сочувствием и укором в сторону цыганки. Та, впрочем, тоже огорчилась, снова взяла руку своей жертвы, стала более пристально и внимательно ее изучать.
– Ну тут болезнь у тебя будет тяжелая. Но может еще и выкарабкаешься. Может это клиническая смерть, а потом вернешься. На свете все бывает.