Дети молчали и слушали, в нетерпении ожидая конца урока географии. Они знали, что на уроке астрономии им расскажут что-то любопытное.
— Пять лет назад учёные создали единую теорию поля. — Муклиний, казалось, не знал, как объяснить детям кучу сложных понятий. — Что это за теория — вы узнаете позже, в курсе элементарной физики.
Он шарами ходил в центре аудитории и смотрел на всех учеников вместе — но ни на кого в отдельности. Собственно, своими подслеповатыми глазами он едва мог отличить учеников друг от друга — просто помнил, кто в какой парте сидит.
— Результаты этой теории объяснили все известные физические явления этого мира. Нашего мира. Все. И даже — само его появление! Они объяснили рождение Вселенной…
В объёмных страницах тетрадей появлялись рисунки: схема Большого Взрыва, разлетающиеся на все восемь сторон галактики, образующиеся звёзды и планеты. Дети торопились, не поспевали за речью учителя.
— … Вселенная, и пространство, и время — появились одновременно. Пространство в момент рождения мира было двенадцатимерным! — По арене пронёсся еле слышный шёпот десятков ртов: дети силились представить себе двенадцать координат, и не могли. — Но в считанные мгновения после Большого Взрыва эти двенадцать измерений схлопнулись, сжались до четырёх.
— Вы не можете вообразить эти пропавшие измерения. Если бы мы жили в двенадцатимерном мире, мы просто никогда не сумели бы его обжить — никогда! С жалкими четырьмя координатами и шестью триллионами населения мы заняли едва ли полпроцента внешнего пространства планеты. Какие цивилизации соседствуют с нами? Какие таинственные существа живут в трёх тысячах килошагов к югу? Сколько залежей полезных ископаемых ждут, пока их разведают? Мы, как птенцы, вылетели гашко в космос — но не из-за ресурсов, и не в поисках счастья или иных миров. Мы вывели на круговые орбиты двести шестнадцать спутников связи и успокоились. Заморозили космодромы на ближайшие сто-двести лет. Если бы в нашем мире была ещё хоть одна координата, планеты хватило бы нам навсегда…
Муклиний замолчал. Затем улыбнулся.
— Но знаете что? Мы — счастливчики. Математически доказано, что вероятность появления четырёхмерного мира — порядка одного процента. Тридцать шесть процентов — вероятность мира трёхмерного. А остальное приходится на двух- и одномерный.
Ученики закрыли глаза вовнутрь. Замерли, силясь представить хотя бы трёхмерный мир. Прямо наваждение какое-то: у них ничего не выходило!
— Мы говорим: вниз-вверх, вправо-влево, взад-вперёд, вурад-вмизар. Мы знаем слова «высота», «ширина», «длина», «дуста». Но постарайтесь нарисовать в своём воображении мир — тень нашего, мир-проекцию, мир-миниатюру! Представьте, что всё вокруг схлопнулось в рисунок в этой доске, — он постучал левым щупальцем внутри деревяшки. Подумал, и сказал фразу ещё страшнее, ещё убийственней. — Задумайтесь, как будут выглядеть трёхмерные молекулы!
Слова падали в класс, как камешки вурад очень дустого колодца — ты бросаешь их и ждёшь отзвука, но ничего не слышишь. Ученики пожелтели от мозговых усилий, бились над неразрешимой задачей.
— Наверное, в трёхмерном мире белковые структуры вообще не смогут существовать — у них просто не будет места и возможностей для самоорганизации. А если и смогут — возможности их обладателей будут настолько ущербны, настолько мизерны! И эти бедняги так никогда и не узнают, чего лишились…
— … Закройте один глаз полностью, а два оставшихся — лишь с одной стороны. Должно быть, мир трёхмерных существ выглядит примерно так, как вы сейчас видите наш. Эволюция их Вселенной наверняка приведёт к тому, что у них будет всего по два глаза: этого хватит для визуального определения расстояний. В нашем же мире два глаза — и один наблюдаемый параллакс — недостаточны для того, чтобы метко бросить камень или прыгнуть из ветки в ветку. Мы должны измерять три параллакса вместо одного, чтобы чувствовать расстояние до предметов…
Воистину, знание — сила!
Муклиний каждый карежный день отмечал, как Шарифе склоняется к горизонту — мало-помалу, по чуть-чуть. День за днём — вурад, вурад, и вот — исчезло. Две недели подряд ночи будут тёмными.
Подходящее время для бегства.
После той памятной лекции по астрономии дети стали совсем другими. Ушли в себя, стали замкнутыми. Нет-нет, да и закроют глаза со всех сторон, пытаются что-то себе представить, что-то понять, что-то вообразить.
Конечно, родители разволновались. Их можно понять: вместо того, чтобы вынашивать пару дюжин детей и ловить диких лемишей, девочки бредят какими-то координатами, измерениями, пространствами. Бредят настолько, что пять их жизненных циклов уже угасли, заснули.