Но мужчина вложил меч в ножны и протянул ему руку в шрамах.
- Что, не признал? – спросил он, улыбаясь. – Пустяки, меня тепереча трудно признать. Пойдем, я залатаю.
- Что ты будешь с ним делать? – шептал Фогг, протягивая Анэке почти такой же меч, какой висел у нее на поясе. – Убьешь им твою воздыхательницу?
Колкая фраза была расценена Анэкой, как то, что Фогг просек отношение Захарии к Анэке и считал, что она тоже дюже навязчивая.
- Может мне и не придется, – размышляла иллинка, осматривая ладно выкованный меч. – Зато узнаю кое-что.
Фогг качнул отросшей шевелюрой и наклонился ближе к Анго.
- Слушай, я конечно понимаю, что ты хочешь отвлечься, но может есть другой способ вывести Захарию на чистую воду, а?
Анэка повернула голову, чтобы заглянуть в серьезные глаза Фогга. Да этот малый не промах! Она и подумать не могла, что вепский орлан настолько ее читает хорошо. Многое же видать можно прочесть по ней.
- Другого способа нет, – парировала Анго. – Ей нужна я, она меня получит. А я получу информацию о том, зачем ей нужен мой меч. Посоветуешь брагу покрепче, м?
В небольшом круглом и просторном шатре горел приглушенный свет ламбады. Шатер Гуйтаны отличался объемом, но внутри было скорее душно, чем тепло. В центре помещения была поставлена круглая чугуйка, которая жарила как в бане. Но самое интересное для Мораны было то, что шатер был наполнен ароматом мяты и багульника. Двух любимых трав Гуйтаны Оксенбо. Но как же Моране не хотелось сегодня приходить сюда, она словно чуяла, что встреча эта не принесет добра.
- О, – вынырнула из-за завесы медвежьей шкуры Гуйтана. – Ты все же решила почтить меня своим присутствием. Добро! Присаживайся.
Морана по традиции сняла с пояса свой меч и поставила его подле ладного деревянного стола, на котором стоял кувшин с вином, два глиняных стакана, миска с соленым хлебом и несколько льняных полотенец. А чуть поодаль, сложенная втрое под рогожей лежала карта. За карту взгляд зацепился боле, чем за ласковый взгляд Гуйтаны, который внимательно следил за вепской.
Присев на ладный крепкий табурет, Морана поняла, как же она замерзла, пока разыскивала по стану Конгора. Она переживала, что мальчишка может сделать глупость, но сейчас все мысли нужно было направить на то, чтобы все вызнать, для благо всех. Хотя на всеобщее благо Мораны точно не хватит.
- Что тебе надобно от меня? – исспросила Морана, немного погодя.
Она осматривала Гуйтану, сидящую на табурете со спинкой напротив нее. Сейчас Гуйтана казалась ей другим человеком, шире в бедрах, но это из-за беременности. Черты лица потеряли свою нежность и доброту, а глаза светились совершенно не тем блеском, на который были рассчитаны. Морану мучал вопрос, что же произошло с ее душой, если она могла впустить в нее кого-то… Кого-то постороннего. А может быть, это все же просто кажется. Способ переложить дела и поступки на кого-то другого, более сильного, властного, жестокого.
- Ты мой воин, – тихо ответила Гуйтана. – Но я хотела бы большего, ты знаешь.
- Нет.
Моране показалось, что Гуйтана напряглась и на ее лице отразился гнев и раздражение.
- Ты не в праве отказать мне, своей предводительнице. Ты мой воин…
- Но не твой раб, – парировала Морана. – У меня своя воля. Я перешла на твою сторону, потому что меня заставили обстоятельства моего народа, но быть твоей любовницей я не желаю.
Гуйтана резко придвинулась к ней, схватил за запястье.
- Зато желаю я!
И снова ее черты словно бы не принадлежали ей. Руки Гуйтаны никогда не обладали такой силой, цепкостью, как сейчас. В этих пальцах пряталось нечто большее, то, что Моране было не по нраву.
- Ты подчинишься мне, или я буду думать, что ты пытаешься меня обмануть. Ты и твой сосунок-провидец. Решать тебе!
Морана и сама хорошо понимала, что данный расклад не в ее пользу. Сейчас отказ может иметь жестокие последствия. Гооси уже нет в живых, и, если она будет играть в недотрогу, он будет не последним.
Сейчас сила Мораны была в ее слабости, она понимала, что как бы не хотелось ей подчиниться другому человеку, она подчиниться определенному обстоятельствами. Поэтому сопротивление внутреннее и внешнее Мораны сошло на нет, когда она порывисто наклонилась к губам Гуйтаны и поцеловала их.
Бутылка крепкой браги покоилась на столе, так же где и ломоть белого хлеба и вяленого мяча с душистой зеленью. Анэка сидела на табурете, расставив ноги и смотрела на свечу, клинок, который едва подергивался от ее дыхания.
Что будет после этой ночи? Что может быть? Она шумно выдохнула и достала из кармана жилетки пузырек с белым порошком, который всучила ей Циана. Порошок назывался «яволь истину», как говаривала сама лекарь, он быстро развязывал языки даже тем, кто не очень хотел говорить.
Повертев его в руках, она откупорила пробку и сыпанула содержимого в одну чарку, которая назначалась для ее гостьи. Мельком подумалось, что она может так и ничего не узнать. Вдруг Захария просто хочет провести с ней ночь? Вдруг это просто желание скоротать и хорошо провести время?! Но что-то подсказывало Анэке, что не только.
В дверь постучали неожиданно и Анэка едва не выронила пузырек с остатками порошка из рук, но тут же сосредоточилась и спрятала его в суму за койкой. Если Захария найдет этот порошок, но это будет уже утром. А на утро она вряд ли вообще вспомнит, что было ночью. Дадут Боги и Анэка это сможет забыть.
- Открыто.
Захария выглядела как обычно, но осторожный и внимательный глаз Анэки зацепился за одну вещь. Девушка принесла с собой небольшую плошку.
- Что это?
- Коренья чабреца, мой настой для твоей спины, – пояснила девушка с улыбкой, от которой у иллинки росло напряжение. – Ты говорила, что иногда у тебя болит спина, я запомнила.
Стоило Захарии улыбнуться и поставить плошку на стол, как Анэка схватила ее за руку и редко потянув на себя, припала к губам, не желая ни о чем думать, говорить, врать и …вспоминать о том, что сейчас она бы хотела быть в другом месте, с другим человеком…
Это был как порыв забытья, которому Захария даже не сопротивлялась, хотя видят Боги, она не ожидала ничего подобного от иллинки, считая, что та вообще не отвечает ей взаимностью. Анэка же решила играть мастерский и идти в этой игре до самого конца, как бы не приятны не были эти прикосновения совсем чуждого ей человека, которого она хотела просто оттолкнуть от себя подальше. Ее спасал образ Мораны, родная улыбка, голос, что звучал в голове. Анэка отдалась моменту, хотя умом понимала, что перед ней, в объятиях не Кайосса, а человек, которому возможно нельзя верить ни на йоту, ни на зири… Все было как во сне, но Анэка раздевала Захарию ловко и порывисто, целовала горячо, распаляла сильно. У нее не было планок, у нее была цель. И она на данный момент времени, оправдывала все ложные средства.
3.
Свет от лампады кидал блики на высокий потолок жилища иллинки. Рассвет не спешил кропить землю росой, и казалось, что пред рассветом мир замирает, но всего на некоторое время. Анэка не хотела помнить прошедшую ночь, где она позволила к себе прикасаться той, что возможно пришла к ней с недобрыми намерениями. Но стало ясно, что одной ночи не хватит, чтобы раскусить эту девицу, она прочно хранила тайны, если же они у нее были, и сейчас спала сладким сном рядом с Анэкой. Все было не так просто, как ожидала Анго. Она разумела, что может в раз раскусить влюбленную в нее по уши Захарию, но оказалось, что дело не такое уж простое, претворяться, что тоже что-то испытываешь. Возможно, Фогг был прав, есть и другие способы, и стоит их применить. Но Анэке было интересно, что же предпримет Захария, когда отоспится. Анэка натянула одежду и отправилась в лекарню, где уже вовсю кипела работа, не смотря на рань.
- Он отбыл, – сообщила ей Циана, едва иллинка вошла в полати. – Дайр сдержал слово.