— Только лишь потому, что уволив меня, ты будешь выглядеть дерьмовым отцом в глазах таблоидов.
Папа в бешенстве, но в присутствии Мэтта пытается сдержаться. Насилие отец не признает. Он вообще не проявляет эмоций, если не считать вечно стоического выражения лица. Самое большое, что когда-либо делал мой отец — угрожал вычеркнуть меня из завещания. Но вот он сейчас стоит здесь, весь покрасневший от ярости. Впервые в жизни задумываюсь, что будет, если я надавлю сильнее.
— Когда ты уже, наконец, забудешь то, что я сделал для тебя в колледже? —
Папа разговаривает со мной как с капризным ребенком.
Возможно, в некотором смысле, он и прав, если учесть, что вся эта история с Мэттом — трюк, цель которого вывести отца из себя. И все же, это не я пытался держать его под колпаком. Как раз наоборот. И так было всегда. Но на этот раз, будь я проклят, если позволю себя контролировать.
— Хочешь сказать: то, что ты сделал со мной. Не для меня.
— Если бы тот парень действительно был любовью твоей жизни, то не согласился бы уйти за жалкие пятьдесят тысяч и оплату обучения. Учитывая, что знал, сколько у тебя денег. Поверь мне, он, — отец указывает на Мэтта, — ничем не отличается.
Из горла Мэтта вырывается рык, я замираю. Не могу пошевелиться. Не могу подобрать слова, чтобы достойно ответить. Единственное, что приходит на ум — большое и жирное «иди в жопу», но не уверен, стоит ли оно того.
Так что мы продолжаем молча стоять в прихожей, сверля друг друга взглядами.
— Увидимся завтра, — наконец изрекает отец и выходит за дверь.
Мои глаза прикованы к месту, где он только что стоял. Отец прекрасно знал, что именно сможет заставить меня отступить, и сказал это. Ну конечно, он должен был упомянуть Натаниеля и сыграть на моей неуверенности в себе. Это же отец. И совершенно неважно, что он прав, потому что у нас с Мэттом все понарошку.
Тем не менее почему-то мысль о Мэтте, берущем плату за то, чтобы исчезнуть, скручивает все внутренности от ужаса. Мне, наоборот, следовало бы убедить его принять деньги. Легкая прибыль. Прощальный бонус.
Я проглатываю гнев и встречаюсь глазами с Мэттом.
— Кажется, полный облом, да? — говорю я, возвращая на лицо маску безразличия, хотя сердце готово выскочить из груди.
— Он подкупил твоего бойфренда?
Естественно, Мэтт ничего не упускает.
— Не хочу говорить об этом. — Я направляюсь на кухню, смочить пересохшее горло, но в последний момент оборачиваюсь. — И если расскажешь о случившемся Дэймону или Мэддоксу — сделке конец.
— Они не знают? Кто-нибудь вообще знает?
— С чего мне кому-то рассказывать, что мой парень, с которым я планировал «долго и счастливо», решил, что моя красная цена — пятьдесят кусков?
— Хм, чтобы найти его и надрать задницу?
Черт, его ответ заставляет меня улыбнуться.
— Он того не стоит.
— Это из-за него ты не заводишь постоянные отношения?
— А ты все еще девственник из-за страха быть геем? — огрызаюсь я.
У Мэтта отвисает челюсть. Не следует удивляться. Я надменный засранец, и веду себя соответственно. Спросите любого. Воспользовавшись заминкой, я выхожу из комнаты и, наконец, наливаю себе воды.
Слышу за спиной шаги.
— Не делай этого.
Боже, он говорит, как Дэймон.
— Не делать чего?
— Не соскакивай с темы. Ты пытаешься унизить меня, чтобы не говорить о собственном дерьме. Не выйдет.
Я залпом осушаю стакан.
— Не собираюсь с тобой это обсуждать. Нет, не так: здесь нечего обсуждать. Я должен был думать головой, прежде чем влюбляться в студента, живущего на стипендию, и именно я был настолько глуп, что последовал за ним в колледж, в уверенности, что отцу до нас не добраться. Мой бывший был мудаком. Мой отец оказался еще бо́льшим мудаком. Конец истории.
Внезапно сильные руки обнимают меня, и от этого простого прикосновения бешено колотящееся сердце начинает успокаиваться.
— Кто бы мог подумать, что мы с тобой найдем что-то общее, и это окажется проблема с отцами, — пытаюсь я отшутиться.
— Прости, я был предвзят. Думал, раз у тебя куча денег, тебе легко живется.
Я провожу пальцами по его мощному предплечью.
— По-разному бывает.
— И мне жаль, что в твоей жизни столько мудаков, — добавляет Мэтт. — Обещаю, что постараюсь не стать одним из них.
Улыбаясь, я прислоняюсь к нему спиной.
— Ты не так уж плох.
— Когда не угрюм, ага.
— Говорят, секс делает угрюмых счастливыми.
Мэтт стонет мне в затылок, толкается бедрами и упирается членом в мою задницу.
— Я готов, если ты не против.
Да, точно готов. Чувствую, как он становится тверже.
— Вот сейчас и узнаем, сверху ты у нас или снизу, — изрекаю я.
Мэтт смеется, его дыхание щекочет мою кожу, и меня пробирает сладкая дрожь. Закрываю глаза, чтобы насладиться этим ощущением.
— Уверен, мне будет хорошо в любом случае.
Мои веки распахиваются, я оборачиваюсь, не размыкая объятий.
— Откуда ты знаешь?
Мэтт криво улыбается.
— У меня дома столько игрушек, хоть секс-шоп открывай.
— Блядь, как же заводит.
Мэтт наклоняется, целует меня за ухом и спускается к шее. Он обхватывает руками мои бедра и притягивает к себе.
— И я опробовал их все. Все. До. Единой.
Мой член наливается и пульсирует, требуя свободы. Картинки, что рисует воображение... черт.
— Не подумай, что я извращенец, но хотелось бы как-нибудь увидеть своими глазами.
Мэтт смеется.
— И вовсе ты не извращенец.
— Как бы я ни жаждал лишить твою задницу девственности, сейчас я хочу, чтобы ты меня трахнул.
Мне это нужно. Нужно отключиться от всего этого дерьма с отцом. И лучшим проявлением бунта будет член в заднице. Да так, чтобы потом ходить в раскорячку. Я видел агрегат Мэтта. После него точно прямо не походишь.
— Не собираюсь отказываться, — шепчет Мэтт.
Мы переплетаем пальцы, и я тащу его вверх по лестнице на третий этаж. Мэтт присвистывает, когда мы заходим в спальню.
— Ты всегда так будешь реагировать? При каждом упоминании о моем богатстве?
— Да.
— Тебе скоро надоест.
Мэтт снова присвистывает, но когда я смотрю в упор, вскидывает руки, сдаваясь.
— Все, все. Наверное.
— Хорошо. Теперь мы можем приступить к траху.
Он с хищным взглядом толкает меня на огромную кровать, и мне ужасно нравится этот внезапный всплеск доминирования. Мэтт скидывает рубашку и садится на меня верхом. Его рот накрывает мой, и Мэтт рычит, когда я толкаюсь бедрами. Он тянет меня вверх, чтобы я тоже мог стянуть рубашку, затем расстегивает мой ремень и просовывает пальцы в штаны, обхватывая член.
Я откидываю голову, пытаясь сдержать стон и дрожь, охватившую тело. К плотной хватке Мэтта можно пристраститься.
Руки блуждают сами по себе, ощущая твердость могучих бицепсов и груди Мэтта. Вспомнив, как он отреагировал в самолете, нежно сжимаю его сосок. Мэтт тут же отталкивает мою руку. Я отстраняюсь, сбитый с толку.
— Я сейчас кончу.
— От того, что я поиграл с твоим соском? Значит, надо продолжить. Потом буду всем хвастаться, до чего я хорош.
Мэтт откидывается на пятки и смеется, когда я снова пытаюсь ущипнуть его.