Мэтт дал слово, что не влюбится, и, насколько я могу судить, он его сдержал. Поэтому я должен выполнить свою часть сделки и не нарушить соглашение о конфиденциальности.
— Во время интервью я сказал, что мы влюблены, потому что с точки зрения рекламы это лучше, чем заявить, что мы просто трахаемся, пока Мэтт не получит контракт НФЛ.
— И все же ты не хочешь, чтобы Мэтт уезжал в Чикаго. Это же очевидно. Каждый раз, когда речь заходит о контракте, ты весь напрягаешься.
Я пялюсь на свои ноги.
— Как ты и говорил, Мэтт — это и есть футбол. Никаких шансов, что он предпочтет меня своей мечте.
— Может и предпочтет. Не узнаешь, пока не спросишь.
— Ладно, этот разговор свернул куда-то не туда. Просто не разболтай о том, что я сказал. У нас с Мэттом изначально все было временным. А теперь вернемся к той идее. У меня достаточно средств, чтобы превратить ее в нечто массовое, популярное по всей стране. В смысле, начнем с малого, убедимся, что проект жизнеспособен. Нужно будет тщательно проверять людей, предоставляющих ночлег, и еще много чего другого. Но я очень хочу этим заняться.
— Так ты серьезно? — Джет заявляет это так, будто ему только что сообщили, что зомби-апокалипсис начался. В его голосе звучит смесь неверия и непонимания.
— По крайней мере, хочу обсудить это с отцом.
Плечи Джета опускаются.
— Вот и конец идее.
— Почему ты так говоришь?
— Я видел твоего отца по телеку. Не знаю, как сформулировать, чтоб тебя не обидеть, поэтому просто скажу: он похож на политикана, который на каждом углу кричит о семейных ценностях, а потом его застукивают в убогом мотеле с проституткой.
Я смеюсь.
— Как я рад, что ты постарался меня не обидеть, Джет.
Боже, я люблю этого паренька... как брата, конечно. К тому же, трудно обижаться на правду. В смысле, мне неизвестно наверняка, есть ли у отца интрижки, хотя сомневаюсь. Он слишком печется о своем имидже. И, тем не менее, я рос в огромном холодном особняке и прекрасно знаю, что между родителями любви нет. Их счастливый брак — всего лишь политическое соглашение. Совсем как у нас Мэттом.
— Всегда пожалуйста, — отзывается Джет, то ли не замечая сарказма, то ли игнорируя его.
— Хорошо, а если так: я расскажу об этой идее отцу и, если он откажет, встречусь со своими парнями по финансам и посмотрю, что смогу сделать сам.
— С парнями по финансам? — усмехается Джет. — Кто так говорит вообще?
— Э-м, твой брат, например. Он общался со своими парнями насчет инвестиций.
— Ах, эта шикарная жизнь богатых и знаменитых.
— А у тебя какие планы на будущее, юный маэстро?
— Худшее имя супергероя на свете.
— Надеешься однажды стать известным? Петь перед миллионами фанатов, трахать каждого сладкого мальчика, который на глаза попадется.
— Ты практически описал мою нынешнюю жизнь... ну, за исключением миллионов фанатов. — Джет шевелит бровями.
— Как скажешь, жеребчик.
— Ну ладно, хорошо. Если честно, всех моих сладких мальчиков можно пересчитать по пальцам одной руки. Так себе достижение.
— А наши экскурсии по колледжам не убедили тебя поступать?
— Не-а. Все эти цементированные храмы науки не для меня.
— Сделай мне одолжение, — прошу я.
— Конечно.
— Обрушь эту новость на Мэтта завтра, когда я буду на работе.
Джет хохочет.
— Договорились.
***
— Хочу открыть благотворительный фонд ЛГБТ, — выпаливаю я.
Советники отца смотрят так, будто у меня выросла вторая голова, поэтому я повторяю, но на этот раз медленнее.
— У нас уже есть фонд Хантингтонов, который жертвует деньги многим благотворительным организациям, в том числе и ЛГБТ, — возражает Джон, менеджер предвыборной кампании отца.
— Я думаю о создании приютов для бездомных подростков. Все немного сложнее, но это если в двух словах. Это, скорее, будет что-то вроде приложения для поиска пристанища.
Так и знал, что старички не поймут. Ага, это подтверждает смятение на их лицах. Надо было придерживаться версии о приютах.
Роб, советник отца, наклоняется к нему.
— Не думаю, что в данный момент это удачный ход для кампании. У вас уже есть голоса представителей ЛГБТ благодаря Ноа. — Он кивает головой в мою сторону. — Если будем слишком сильно давить, можем потерять консервативных демократов.
— Ладно, скажем так, — начинаю я, — в любом случае я открою этот фонд, и вам решать, как мало или много будет в него вовлечена кампания. Просто хотел предупредить о своих планах.
— Как ты собираешься финансировать этот проект, если я не буду участвовать? — спрашивает папа.
Я с трудом сдерживаю смех. Отец прекрасно знает, что у меня есть свои средства, но ему нравится притворяться, что я его наследник и «стою» меньше него.
— Я поговорю со своими парнями по финансам и осуществлю задуманное.
Папа потирает подбородок, напоминая карикатуру злодея.
— Что ж, я полностью «за».
Я во всеоружии ожидаю сопротивления, и уже готов выдвинуть заготовленный ряд аргументов, но тут до меня доходят его слова.
— А?
— Вы не могли бы оставить нас с сыном минутку? — просит отец.
Его приспешники мгновенно повинуются.
— Ты со мной согласен? — спрашиваю я.
Папа встает.
— С меня хватит, Ноа. Ты выиграл.
— Выиграл что?
— Мы оба знаем, что ты не желаешь здесь находиться, и как бы мне ни хотелось, чтобы ты был рядом, от этого больше головной боли, чем пользы. Уволить тебя я не могу, это породит больше вопросов, чем ответов.
И опять в первую очередь мы учитываем его имидж.
— Но если причиной моего ухода будет желание осуществить мечту всей жизни и заняться благотворительностью, все останутся в выигрыше, — заключаю я.
Папа подходит и сжимает мое плечо.
— Это замечательная идея, сын. Статистика показывает, что это именно то, что нужно. Я поддерживаю тебя не для того, чтобы избавиться. Именно ты не хочешь быть здесь. Я лишь пытаюсь дать то, что тебе действительно по душе, потому что устал от этой борьбы. Ты должен бы знать, что все мои действия в твоих же интересах. И я устал это доказывать.
И снова отец не берет на себя ответственность за то, как поступил со мной в колледже. Ни разу за все это время не извинился. Он просто не видит в своем вмешательстве ничего плохого. Возможно, я бы и сам догадался со временем, что тот говнюк был говнюком. А, может, если бы Натаниэлю не угрожали и не подкупили, он бы не исчез в тумане, и мы бы все еще были вместе. Отец сколько угодно может твердить, что все во имя моего блага, но на самом деле все всегда сводится к нему и его кампании. Имидж Натаниэля не был достаточно хорош, потому что за ним не стояли деньги, вот отец и заставил того исчезнуть. Если с политикой ничего не выгорит, у него отличные шансы сделать карьеру фокусника.
Чтобы сосчитать, сколько раз мне говорили, что я торможу его политическую карьеру одним своим существованием, не хватит пальцев на обеих руках, да и на ногах тоже. Папа сделал маму беременной вне брака, но вместо того, чтобы избавиться от меня или откупиться, он предпочел не иметь скандальной страницы в биографии. Однако появление смешанной семьи в Белом доме уже само по себе скандал, особенно в те времена. Понадобилось двадцать шесть лет, чтобы такая возможность вообще появилась. Мой каминг-аут стал еще одной причиной задержки, но, полагаю, я должен быть благодарен, что отец не попросил скрываться вечно, как поступали другие политики с нетрадиционной ориентацией.