После пятой порции виски 'Jack Daniels' мистер Бергсма, конечно же, мог не ответить на письмо или выбросить его. 'Дорогой Томми, - отвечал он добродушно. - Спасибо за интересное предложение. Я передам его мистеру Милошевичу. Твой Дж. П. Бергсма'.
Получить грязный конверт, душещипательно-харизматичное письмо от ребенка, вся семья которого погибла от взрыва, когда ему было девять, а ребенок прошел 500 миль из зоны боевых действий, на волосок от смерти, нес потрепанный экземпляр 'Автоматики', потом уехал зайцем на грузовике и теперь живет без документов, sans papiers, на улицах Парижа, и его письмо исполнено терпеливого стоицизма, беззаботного остроумия и эрудиции, из-за чего несчастному Бенни очень стыдно. Мистер Бергсма основал юридическую школу, что доставляло ему огромные неудобства и повергало в расходы. Причиняло невосполнимый ущерб личному капиталу, накопление которого было главной и первейшей целью написания детских книг.
В результате Бенни не мог брать уроки музыки, ездить в компьютерный лагерь, ходить в частную школу - не мог ничего.
Джил понимал, почему это могло бы рассеять иллюзии фанатов серии. Немного страшновато и эгоистично, но именно чего-то такого он, определенно, и ожидал от озлобленного сына-алкоголика автора культовой серии детских книг. Типичный Нью-Йорк.
- А он не мог кого-нибудь нанять? - спросил Джил.
Бенни ответил, что жизнь его отца была разрушенным пейзажем прогоревших сделок.
Джил с удовольствием послушал бы об этом, но Бенни не собирался изящно развивать тему. Кажется, он воспринимал соседа как экономический субститут психотерапевта.
Бенни продолжал: например, однажды, когда Бенни допустили к поступлению в Чоут, Джейк Рабинович, ведущий юрист в сфере развлечений, заключил сделку о экранизации, которая, среди прочего, предусматривала право на получение двух самых дорогих билетов на премьеру.
Полный провал сделки.
М-р Бергсма:
- Это что? Это что, черт возьми, такое?
Джей. Р.:
- Я уломал их предоставить нам два самых дорогих билета на премьеру.
М-р Бергсма:
- Послушай, мне это не нужно. Я об этом не просил. Я не хочу забивать голову этими бреднями.
Джей. Р:
- Контракт не требует, чтобы ты обязательно пришел на премьеру.
М-р Бергсма:
- Я не хочу думать про всю эту чушь - чего я хочу или чего не хочу. Я пытаюсь писать чертову книгу. Ты использовал пространство для маневра и потратил возможность на то, что мне нафиг не нужно. Я хочу, чтобы это изъяли из контракта. Я хочу Сделку, в которой не будет бреда сивой кобылы.
Учитывая, что была поднята тема премьеры, учитывая, что нельзя было просто взять и дописать эту чертову книгу, учитывая, что нужно было всё обсудить, мистер Бергсма обсудил то, что обсудил бы, если бы решил всё обсудить. Но его юрист, раз уж на то пошло, просто потерял бы лицо, если бы вернулся к представителям другой стороны с пунктами, которые действительно волнуют его клиента, например, с пунктом о ремонте развалюхи в Питтсбурге, а не с вопросами, которые его коллеги по отрасли считают важными при заключении сделки.
М-р Бергсма:
- Послушай. Я управлял адвокатской коллегией. Мне приходилось увольнять людей. Я никогда не делал этого, не дав людям шанс. Вот что я говорил людям: 'Не я вас увольняю, вы сами увольняетесь'.
Такая вот была сделка.
Бенни с треском открыл новое пиво, а Джил издавал дружеские возгласы жителя Айовы в знак одобрения мягкого юмора истории.
Мистер Бергсма нанимал разных людей - юристов, агентов, бухгалтеров, ассистентов и так далее, и все они постоянно увольнялись по собственному желанию. До такой степени, что ему постоянно с самого начала приходилось объяснять стоимость развалюхи в Питтсбурге, которую нужно отремонтировать. Ее стоимость, очевидно, - не просто денежная стоимость, которую нужно было бы выплатить, ее стоимость - это количество чуши, которой засоряется голова мистера Бергсмы в то время, когда он мог бы писать чертову книгу.
Каким-то образом, вместо того, чтобы подхватить мяч и бежать с ним, люди начали увольняться заранее. Дошло до того, что мистеру Бергсма теперь приходилось всё делать самому.
Для наглядности Бенни рассказал еще про пятнадцать сделок, умолк он десять часов и тридцать банок пива спустя, в восемь часов утра по восточноевропейскому времени (семь часов утра по центральному поясному времени), вовсе не потому, что больше нечего было сказать, а потому что его слушатель был уже почти в коме. Всё это должно было объяснить, почему Бенни вынужден сдать в субаренду часть своего лофта.