Адальберто сказал:
- Да, меня поистине восхищает это произведение, созданное ею еще в 60-х.
Сначала Серж пришел в восторг от перспективы продажи, а потом увял, потому что Адальберто хотел устроить показ в галерее в Италии, так что Серж не получит комиссионные. Но Адальберто сказал: "Нет-нет, это не обсуждается, это - самая восхитительная работа из всех, что я видел за долгое время, но я хочу получить карт-бланш, чтобы отвезти ее туда, где ей следует быть, мы как-то это уладим, не будем сволочами".
Это всё вообще не произошло бы, если бы Серж вернул ей 5 000 фунтов, которые задолжал со времен проведения Лондонской художественной ярмарки.
Люди приходили в студию и смотрели на картины, а купить в итоге хотят вот это.
Она могла бы сказать, что Серж был польщен, а Адальберто заговорил об обеде, она могла бы сказать, что Адальберто пытается одурачить Сержа, чтобы тот согласился на что угодно.
Серж раздумывал, что сможет наладить выгодные контакты, а если он познакомится с нужными людьми, сможет разрекламировать открытие следующей своей выставки, может быть, придет Ник Серота. Если придет Ник Серота, будет круто.
У нее не было ни гроша.
Она сказала, что ей нужно подумать, потому что она вообще не работала в такой манере, а Адальберто сказал: "Да, конечно, подумайте, я на следующей неделе лечу в Нью-Йорк, так что хорошо было бы полететь завтра в Лейпциг, чтобы вы пошили что-то до моего возвращения".
Адальберто сказал:
- Послушайте, не буду жмотом, дам вам 2 500 за штуку, это бонус 50 процентов.
Серж стоял, как громом пораженный.
Можно сказать, легко отделались.
Они полетели в Лейпциг первым классом из городского аэропорта. Это было путешествие, которое вы обычно себе представляете, если вам выпадет удача сделать перерыв, вы знаете, что спите в спальном мешке на бетонном полу, у вас нет отопления и туалета, но вы думаете, что, может быть, в один прекрасный день вас откроют, но пока все бедны. Когда она шла обедать с Сержем, он всегда выбирал какое-нибудь действительно дешевое заведение, и каждый платил за себя. А пока Серж рассказывал ей про Адальберто, конечно, слыхала она всякое, но он оказался действительно тем еще перцем, он был членом жюри Венецианского биеннале, так что если Адальберто понравится ее работа, это будет феноменально.
Прилетев в Лейпциг, они взяли такси и поехали в роскошный отель. Адальберто сказал, что неизвестно, найдут ли они в Лейпциге то, что нужно, может быть, придется поехать вглубь страны, но, может быть, им повезет.
Чем славится Лейпциг - так это переходами. Целые пассажи. Самый знаменитый - Мадлер-Пассаж, но они повсюду - эти переходы между улицами, их построили как модные заведения для зевак, в них были магазины, где продавалось то, что захотелось бы купить модным людям, можете себе представить, насколько это было популярно в социалистической республике. Так что они прошли по пассажу и вышли на улицу, потом - по другому пассажу, искали то, что задумал найти Адальберто.
Если бы вы полетели тогда в Восточную Германию, вы бы увидели, что там всё - как при коммунистах. Заходите в магазин, а там - словно искривление времени, пара панталон и упаковка колготок. Там вы просто забывали, что люди обычно носят, и если вдруг видели это в витрине, просто не могли глазам своим поверить. Вы просто не могли поверить, что это выглядит абсолютно нормально. Так что их затягивало в эти магазины, где не продавалось то, что им нужно, потому что магазины были - как музеи.
На Адальберто по-прежнему были красные ковбойские сапоги. Он видел все эти материи и просто с ума сходил. Он мог увидеть пояс для чулок в витрине магазинчика, и становился словно одержимым, мог скупить все запасы поясов для чулок. Спрашивал, как это на немецком, это мог быть пояс для чулок или древняя пара панталон, или нижняя юбка.
Потом он сказал:
- Нам нужно сосредоточиться, нужно полностью сосредоточиться на этом, это будет, как это сказать, монструозно. Чудовищно.
Потом они нашли галантерейную лавку.
Там лежали отрезы этого отвратительного бежевого джерси. Адальберто сказал: "Нам нужно сосредоточиться. Нужно полностью сосредоточиться".
Сказал:
- Спроси, где они хранят ткань для костюмов.
Так что они пошли в подсобку, она думала, что ее стошнит. Там были все эти отрезы сукна.
Адальберто повторял:
- Мадонна.
Там были все эти консервативные цвета, которые больше нигде не увидишь, этот темно-синий, к темно-синему сложнее всего подобрать одежду, он очевидно вышел из моды, потому что представление людей о нейтральном темно-синем менялось с годами, на людей в индустрии моды, на их способ восприятия темно-синего влияли другие цвета, с которыми она работали в то время, А здесь был темно-синий, который выжил, как вьюрок на Галапагосах, и некоторые оттенки серого тоже очень быстро выходят из моды. Это были не утилитарные цвета, просто цвета ткани, из которой в конце концов должны пошить респектабельную одежду, невозможно было представить туловище в этой ткани, невозможно было представить, что люди подписывали бланк, чтобы загрузить других людей в вагон и отправить на смерть.