Выбрать главу

  Что такое подтекст? Его можно представить, как движение омывающего языка, присутствие которого вы интуитивно угадываете на основании искажений и ряби в тексте; то, что лежит между строк, невидимо, столь незаметно для глаза, как ветерок, шевелящий листву лесного бука в четырехугольнике двора, как опасный ветер, сваливший деревья в Гайд-Парке. И мы знаем, что разрушение осуществляется не в одном направлении: текст - это своего рода лесозащитная полоса.

  Человек ускоряет шаг, если ему в спину дует ветер. Я чувствую, что подтекст толкает нас вперед, и я боюсь, что он и вовсе перегонит текст, прежде чем я доберусь до Босуэлла и Юма, так что, хотя я могла бы еще многое сказать о 'торжественной и необычайной беседе', я поспешно открываю том 'Босуэлл у смертного одра, 1776-78', и обращаю внимание Х на воспоминания Босуэлла о том дне, когда он опоздал в церковь и пошел проведать умирающего Дэвида Юма.

  'Когда я пришел, он был один, возлежал в своей гостиной. Он был ужасно худ, выглядел ужасающе, цвет лица - землистый. На нем был сюртук серого сукна с белыми металлическими пуговицами и какой-то жиденький паричок. Это был уже вовсе не тот толстяк, что прежде'.

  - Видишь, о чем я, - говорю я. - Физическое присутствие со знаками приближающейся смерти гарантирует серьезность говорящего и, в то же время, грозит отсутствием говорящего. Говорит: 'Вот - твой последний шанс выяснить, что он думал на самом деле'.

  - Да, - говорит Х. - В основном - это твой капиталистический взгляд на смысл как на имущество: авторское присутствие можно завещать каким-то текстовым детям, а остальных можно лишить наследства. Босуэлл надеется увидеть маленькую мелодраму - сцену на смертном одре, в которой 'Трактаты' изъяли из завещания.

  Х сжимает мое бедро.

  Я быстро читаю:

  'Меня терзало любопытство, которое я жаждал удовлетворить, получив ответ на вопрос, продолжает ли Юм упорствовать в своем неверии в жизнь вечную даже перед лицом смерти. Его слова и то, как он их произнес, убедили меня в том, что он упорно стоит на своем. Я спросил его, возможно ли, что за гробом его ждет жизнь вечная. Он ответил: 'Возможно, что из искры, упавшей на дрова, не возгорится пламя'.

  - Прямо как из 'Трактата', - говорит Х. - Если бы к Юму пришел Помо, он бы его ободрил. 'Il etait mort en atheiste non en theiste'.

  - Основную часть своего имущества, - говорю я, - оставляю своему любимому сыну, 'Трактат о человеческой природе'.

  - Босуэлл очень хорошо описывает Юма, не так ли, - говорит Х.

  Х обнимает рукой мои плечи и смотрит в книгу у меня на коленях.

  Мы читаем вместе:

  'Ну что же, мистер Юм, - сказал я, - надеюсь восторжествовать над вами, когда встречусь с вами в жизни вечной, и помните, вам не удастся притвориться, что весь ваш атеизм был просто шуткой. 'Отнюдь нет, - ответил он, - но я буду пребывать там так долго, пока вы не придете, что вы не сможете сообщить мне нечто новое'. В таком ключе легкомысленного благодушия вел я беседу. Возможно, это было неверно в столь ужасающих обстоятельствах. Но поскольку никого больше в комнате не было, я подумал, что это не причинит зла. Но всё же я испытывал некий ужас, меня обуревали курьезные и путаные воспоминания о набожных наставлениях моей дражайшей матушки, о благородных уроках доктора Джонсона, о моих собственных религиозных чувствах и привязанностях, свойственных мне в течение жизни. Я был похож на человека, которого настигла неожиданная опасность и который с жадностью ищет оружие, дабы обороняться; невольно меня охватили минутные сомнения, поскольку я видел перед собой человека величайшего ума и обширнейших знаний, который умирал в уверенности, что исчезнет навсегда. Но я сохранил свою веру'.

  - О нет! - восклицает Х. - 'La mort de l'auteur c'est la naissance du lecteur'. С Днем рождения, Боззи.

  - Автор - поистине как Бог, - говорю я. - Мертв? Не мертв? Мнения разделились. Но, тем не менее, тексты Барта похожи на остроумные иконоборческие творения Юма и Вольтера. Помнишь, в 'La mort de l'auteur'? Отказ от придания тексту единственного смысла высвобождает деятельность, которая является 'contre-theologique, proprement revolutionnaire, car refuser d'arreter le sens, c'est finalement refuser Dieu et ses hypostases, la raison, la science, la loi.' Босуэлл пришел бы к смертному одру Барта.

  - Но автор пока еще не может умереть, - говорит Х. - 'S'il n'y avait pas d'auteur, il aurait fallu l'inventer - 'капитализм требует существования кого-то, кто заберет банковский чек'.

  - Я знаю, что Барт сказал бы Босуэллу, - говорю я. - 'On n'a donc rien ecrit?' Очень горжусь этим 'on' и жду аплодисментов. Потом мне приходит в голову, что это - мошенничество. Я умышленно воскресила автора, или, скорее, 'l'auteur', конструируя 'характерные' ремарки, которые мог бы сделать собиратель роялти у смертного одра. Я могла бы сказать это за обедом, у Х было бы что добавить по этому поводу.