У Х были свои собственные взгляды на всё, он это не поддержал бы. Какой линии он придерживался? 'Истина - это счет, который, как оказалось, нужно оплатить'. 'О группах натуральных чисел нельзя сказать, что они истинны, но можно сказать, что их можно использовать и, главное, они используются'. Звучит знакомо, я уверена, что помню, как Х это цитировал, но не могу вспомнить, соглашался он с этим или отрицал. Конечно, у математики не должно быть привилегий референциальной семантики, Но специфика аргументов для нивелировки сейчас от меня ускользает. Я смотрю в лицо Х, спокойно склонившегося над книгой: откуда-то должен падать свет.
Иногда Х опускает книгу на колени. Я заглядываю через плечо Х в 'Приблизительные формулы вероятности в распределениях Пуассона', мой взгляд беспокойно скользит по странице, испещренной греческими буквами и скобками. Иногда Х берет маленький блокнот со спиралью и одну из синих ручек 'Bic', время от времени Х делает заметки, записывает мысль с помощью ряда символов, которые спускаются вниз по странице. Х положил запястье на край блокнота. Я вижу движение суставов, тонкие деликатные кости выступают под бледной веснушчатой кожей, крупные пальцы Х держат ручку, обкусанные ногти прижаты к ладони. Какими замкнутыми они кажутся! Я вижу луну в телескоп. Это - не та гладкая плоская поверхность, которую вы себе представляете, когда видите диск, висящий в небе, нет, это какое-то чудо - смотреть на скалистую усеянную кратерами равнину, которая, тем не менее, рассеивает свет, видеть, как даже на ближней дальности линия между черным и ослепительно белым абсолютна.
Я кладу руку на плечо Х. У Х очень высокий бледный лоб, кожа туго натянута на лоснящемся чистом изгибе черепа. Я прижимаюсь к нему лбом и закрываю глаза. Я не напрягаю слух, чтобы услышать тишину. Я знаю, что в этих костях и крови, всего в нескольких сантиметрах от меня, играет музыка сфер.
ОКСФОРД, 1985
***
<Французский стиль мадемуазель Мацумото>
Он был пианистом. Родился на острове Сикоку, его отец занимал пост в префектуре Токусима. Мать была из Токио. Выйдя замуж за его отца, она привезла на пароме в новый дом пианино. С двух лет его учила играть на пианино мать, а с восьми - женщина, которая до середины 40-х училась в Париже у Козловски, а потом ей пришлось бросить перспективную карьеру, чтобы вести хозяйство овдовевшего отца.
Козловски сказал:
'Из всех моих учеников именно мадемуазель Мацумото продемонстрировала наиболее тонкую интерпретацию Шопена. Похвалить ее технику - значит не сказать ничего. Простота и легкость, с которой она исполняла даже самые сложные пассажи, отсутствие какой-либо аффектации или желания покрасоваться там, где мы привыкли видеть показную одаренность, и при этом - пианистка играет виртуозно: всё это дает нам представление о стиле исполнения, которому отдавал предпочтение и сам композитор. В частности, благодаря свидетельству де Берта мы знаем, что Шопен добивался своих эффектов методами, очень отличающимися от сегодняшних, полагаясь не на грубую силу, а на оттенки, достигаемые благодаря бесконечному расширению клавира. Это значит - нюансы, экспрессивная нюансировка человеческого голоса или музыкального инструмента, который наиболее близок к голосу - то есть, скрипки. Образцами для него послужили Паганини. Беллини, Каталани. Замечательно то, что мадемуазель Мацумото удалось осуществить невозможное - даровать вибрационному инструменту плавность голоса.
После ее ухода музыка лишилась драгоценного украшения, но сожалеть об этом невозможно, поскольку ушла она именно из-за того, благодаря чему ее музыка была несравненной - я имею в виду полное отсутствие 'эго'...'.
Совсем не так считал ученик Козловски, добившийся величайшего признания. Он без обиняков выразил свои взгляды в 'Автоматоне' в весьма несдержанной форме.
Морханге сказал:
'Все возможные презренные поступки совершались во время Войны и даже после, и всё это вовсе не прекращалось у входа в Консерваторию. Один из таких постыдных поступков совершил старик Козловски, когда привлек в свой стан мадемуазель Мацумото, несомненно, для того, чтобы втереться в доверие к нацистам и в то же время умыть руки от каких-либо связей с евреями...'.
Elle avait du talent, oui, mais elle jouait d'une facon tout a fait machinale - ее манера исполнения была утомительно идеальна...'.
Козловски сказал, что ему пришлось сократить курс обучения и что М. Морханге всегда демонстрировал столь полное равнодушие, если не сказать - явную враждебность ко всем его предложениям, что вряд ли юноше было тяжело лишиться его, Козловски, советов.