- Так что вы говорили о Ботичелли? - благодушно спросил он, стряхивая с пальцев крошки. Сдержанный комфорт мягкой софы, бисквиты «St Michael’s», критские крестьяне - кажется, всё это укрепило его дух для спора.
А вот Лили удручал весь этот мрачный декор.
- Я подумала, что его живопись могла бы послужить образцом изображения красивых объектов, которые истинно прекрасны сами по себе.
- Но ведь они выделяются только благодаря своему успеху, не так ли? Тут нет никакой загадки.
- Ну…
Она подумала, что могла бы говорить более гладко над тарелкой булочек с густыми топлеными сливками и клубничным джемом.
- Значит ли это, что любая неуспешная картина, на которой изображен красивый объект, является китчем? Разве в них нет чего-то большего? Разве нет посредственных полотен, изображающих красивые вещи и при этом не являющихся, не знаю, образцом дурного вкуса?
- Полагаю, это - нотка искренности, некая бесстыдная жажда, страстная честность, это ужасно. Так неловко за этим наблюдать, не так ли, словно видеть, как человек в состоянии экстаза распахивает одежду.
- Наверное, так и есть.
- Вот что я понял ранее, - ухмыльнулся Тревор. - Состояние экстаза связано с одной отвратительной привычкой - забываешь привести в порядок одежду.
Лили улыбнулась.
- Могу ли я соблазнить вас еще одной чашечкой чая? Я заварю новый.
- Да, пожалуй, - весело ответила она и для создания праздничного настроения принялась за сэндвич с кремом. Чайник в красном вязаном чехле был принесен на кухню.
- Мне кажется, он довольно сладкий, - Тревор оглянулся и увидел, что Лили стоит перед молодым мужчиной с конем. - Предполагали даже, что это - ранний Гейнсборо. Я не очень-то в это верю, но приятно, что такая идея витает в воздухе.
- Стиль похож, или действительно возможно, что это - Гейнсборо?
- О, я не знаю все детали, к сожалению, слишком многое говорит о том, что это - не Гейнсборо. Боюсь, со всеми действительно хорошими картинами так. Но Гейнсборо это или нет, есть в ней некий шарм. Или это семейная гордость заставляет меня судить предвзято?
- О нет, картина очаровательна! - воскликнула Лили. Если вежливость требует согласия, ремарку следует произнести с твердой убежденностью в случае, если она была задумана не слишком вежливой.
- Я достал эту картину с помощью довольно низких уловок, кто-то может сказать, что это не делает мне чести, но моя добыча перевешивает боль от редких уколов совести. Как бы то ни было, эти уколы гораздо более редки, чем подобает. Это забавная история, но вас она может шокировать. Или вы уже слышали ее прежде?
Этот вопрос предполагал только один ответ, который она незамедлительно и дала со всей убедительностью человека, который слышал эту историю уже два раза.
- Картина принадлежала моей двоюродной бабушке Софи, - начал объяснять Тревор, вернувшись на место и разливая чай. - Она жила в одном и том же доме пятьдесят лет, большой старый викторианский монстр со множеством мансард, загроможденных всем, что она накопила за эти годы, в основном - хлам. Она никогда ничего не выбрасывала, и никому из членов семьи не разрешала это делать, существовала семейная шутка: если кто-то из родственников хотел от чего-то избавиться, тут же оказывалось, что она именно эту вещь и ищет. У нее не было детей, так что всегда предполагалось, что все ее сокровища, каковы бы они ни были. перейдут к детям ее братьев и сестер. Со временем, без сомнения, все эти вещи попали бы к внучатым племянницам и племянникам, но мои шансы получить что-то ценное были ничтожны. Соотношение сил было таково, что я, скорее всего, получил бы ящик битой посуды или заплесневелый театральный бинокль. Никто ни на мгновение не предполагал, что она удосужится что-то кому-то завещать лично, так что все понимали, кто должен получить вещи поинтереснее. Было смутное понимание того, что портрет двоюродного прапрадедушки Гарри перейдет к моему кузену Гарри, он говорил, что портрет ему нравится из-за имени. Я видел этот портрет, когда несколько раз приходил к двоюродной бабушке Софи, и мне хотелось его получить, но было не так-то много шансов этого добиться. ’