Андреев понизил голос. Торговец вернулся в Фариа и Вере.
ТОРГОВЕЦ. Вроде два культурных человека, волей случая оказались в одной камере — обычное дело. Интеллигентная беседа. Окололитературный диспут. Но каждый их них подозревает другого. Возможно также, каждый из них рассматривает для себя возможность донести на товарища. (Пауза). Как наш виночерпий. Наступил на глаз собственной совести. Ради нашего блага, как он его понимает. (Пауза). И кто сказал, что он понимает неправильно?
ВЕРА. Для нашего блага… Добровольная жертва для общего блага. Хм. Если мне предложат ради вас двоих… да вот вам! (показывает в направлении двери фигу). И вам (тот же жест сокамерникам). Ничего подобного! Я — это я. А ваши дела меня не касаются. (Пауза). И никому не посоветую. Нечего делать… Самопожертвование? К черту! Самопожертвование черту. Он не дождется этот черт!
Молчание. Фариа смотрит в стол. Андреев неслышно продолжает рассказывать Ивану.
ТОРГОВЕЦ. У черта имя есть.
ВЕРА (косясь на Андреева). Жругр. Или (Фариа) Жру-ху. Все равно… у нас в Казани был сад. Я там посадила… (как бы Андрееву) не розу! Выращивала гортензии. Не то, чтобы прихотливое растение, но… Если бы вдруг гортензия решилась на героический поступок и бросилась на саранчу…(жестикулирует). И ради кого? Для… одуванчиков? Нет…Нет! Никакого! Геройства! Фантазии. Нет никакого нравственного долга! Больные фантазии и воображаемые установки. Поэтому гортензия не бросится под саранчу.
ФАРИА (после паузы). Саранчой и диким медом питался Иоанн Предтеча.
ТОРГОВЕЦ. Он неважно кончил на Земле. Поэтому я бы не стал есть саранчу.
ФАРИА. Но, а если саранча сама об этом попросила?
ТОРГОВЕЦ. Обойдется.
ФАРИА. Нам, существам более высокого порядка, позволительно решать, выполнять ли просьбы менее разумных созданий?
ТОРГОВЕЦ. Не знаю.
Заходит Тюремщик, кладет палку на плечо Веры.
ФАРИА. До свидания, Вера Николаевна.
ВЕРА. Прощайте.
ФАРИА. Не думаю.
Вера и Тюремщик выходят. Фариа и Торговец сидят за столом. Андреев встал и сверху вниз говорит Ивану.
АНДРЕЕВ. То есть они ждали его пришествия тысячи лет, гонялись за ним по многим планетам и звездным системам. А Он… рядом оказался.
ИВАН. Хороший рассказ.
АНДРЕЕВ (смущенно, после колебаний). Это не мой.
ИВАН. Я так и понял.
Фариа и Торговец беседуют параллельно.
ТОРГОВЕЦ. Пошлейшая метафора. Насчет садовника и сада. Банальность. Но это привело к выбору Веры… Веры Николаевны.
ФАРИА. Свобода выбора, свобода выбора… Вы, разумеется, слышали о янсенистах.
ТОРГОВЕЦ. Разумеется, нет.
ФАРИА. Янсенисты считались основными противниками иезуитов.
ТОРГОВЕЦ. Отец Аввакум расстроится!.. Они же сто веков боролись с европейской нечистью, а оказалось, что не главные враги. Экий пердимонокль. Факап, я б сказал.
ФАРИА. В схоластике янсенистов, в противовес догмам официальной церкви, утверждается постулат божьей благодати, как единственной побудительной силы человека. Мы пришли к заключению (видит, что Торговец улыбается) да… мы. Мы. (Пауза). Не имеет человек свободы воли! По божьему помыслу свершается любой поступок. Все это приходит извне.
ТОРГОВЕЦ (недолго подумав). Поди знай, где кончается вне и начинается внутри. Разве то, что внутри не является частью этого вне? Электрический импульс в мозгу… И погнали. Ток создает магнитное поле, а поле… тоже как-то действует. (Пауза). Даже кожи нет. Если под микроскопом, то тут (оттягивает кожу на тыльной стороне ладони) ураган частиц, и не найти границы между рукой и воздухом. (Пауза). А если бы светлое будущее индейцам гуарани строили не иезуиты, а…
ФАРИА. Янсенисты. Не думаю, что вышло бы иначе.
Торговец уходит вглубь помещения. Фариа снова одевает красную кардинальскую шапку.
ИВАН (Андрееву). Рассказ по сути тривиальный. Ведь это давно говорят — Бог один, дороги к нему разные.
АНДРЕЕВ (жмет плечами). Говорят, да… Мне нравится, что по-другому: Бог говорит с людьми по-разному. На разном языке. То есть, с ребенком, юношей и взрослым мы говорим на разном языке. А я сумасшедший, со мной говорят, учитывая соответствующее миротношение и определенную ценность объекта — меня — зависящую от суммы компонентов.