Она воспользовалась ванной комнатой после того, как он ушел, и была рада, что не увидела наблюдателей, крадущихся за пределами решетки, чтобы поглазеть на нее или запугать. Время приема пищи привлекло всеобщее внимание.
Каин вернулся менее чем через десять минут. У него в руках были большая чаша, наполненная чем-то, что пахло тушеным мясом, кусок хлеба и две бутылки. Должно быть, он нашел еще одну.
Он кинул ей одну из бутылок, которую она поймала, с благодарностью глотая воду.
Но было бы неплохо, если бы он принес ей и немного еды.
Она и не думала жаловаться, опасаясь раздражать его еще больше, но он должен был ее кормить, если, в конце концов, хотел сохранить ей жизнь, чтобы трахать.
Мужчина поставил миску и положил хлеб на стол, а затем поставил то, что было засунуто под мышкой.
Это была еще одна чаша. Поменьше и пустая.
Рианна следила, как он несколько раз зачерпнул ложкой немного рагу из большой миски и положил в пустую.
— Сколько ты хочешь?
Почти онемевшая от удивления и облегчения Рианна все-таки ответила:
— Этого достаточно. Спасибо.
Он передал ей рагу и отломил половину хлеба для нее. У него также была дополнительная ложка. Она предположила, что он, должно быть, забрал ее у других заключенных.
Девушка ела с жадностью. Еда не была хорошей — рагу было густым и мягким, а хлеб был сухим — но она была слишком голодна, чтобы переживать об этом.
Когда она поскребла дно чаши, Каин уже закончил. Он недоуменно поднял одну бровь и спросил:
— Ты хочешь еще?
Разгульные звуки снаружи стихали.
— Похоже, больше еды нет.
— Я могу достать еще.
Было что-то опасное, почти зверское в том, как он сказал эти слова. Рианна сглотнула.
— Все хорошо. Спасибо.
Не желая быть бесполезной, она встала с кровати и пошла мыть миски и ложки.
Каин ничего не сказал. Вместо этого он сделал несколько растяжек, а затем начал подтягиваться на одной из горизонтальных решёток клетки.
Она наблюдала, как он делал продолжительные тренировки — подтягивания, приседания, отжимания и ряд других укрепляющих упражнений.
Его тело было великолепным. Отточено плотным и мощным, как у скаковой лошади, но все еще изящным, без непривлекательных, чрезмерно развитых мышц, какие она видела у несколько мужчин в тюрьме.
Он был жестким и сильным, и из-за этого казался более опасным.
Девушка натянула рубашку на лифчик и поправила кровать, но потом задумалась, что еще ей сделать.
Каин никак не мог помочь в этом вопросе. Когда он закончил свою тренировку, он открыл дверь и сказал:
— Я вернусь.
Затем он запер ее за собой.
Она увидела, как мужчина побежал, и подумала, что, может быть, он бегает вокруг Трюма каждое утро для кардиотренировки.
Или для чего-то еще.
Это было хорошо для него. Иметь какое-либо занятие.
Она же не знала, чем ей заняться.
Наконец, Рианна переместилась в дальний угол клетки и немного побегала на месте. Затем сделала несколько прыжков и еще немного позанималась йогой.
Когда она наклонилась, потянувшись вниз руками к полу, то услышала голоса позади нее.
Девушка начала привыкать к постоянному шуму Трюма, забывала о смутном бормотании, но эти голоса были рядом.
И она могла четко слышать сказанное.
— Посмотри на эту задницу. Глядя на нее, мне хочется так присунуть ей, пока она не охрипнет.
— Я бы заставил ее кричать всю ночь.
Рианна дернулась, резко встала, повернулась назад и увидела Гадюку, стоящим с другим заключенным. Они стояли прямо за решеткой, наблюдая за ней.
И из-за их оскорбительных, унизительных выражений она вдруг почувствовала себя плохо.
Девушка не собиралась показывать им, что они задели ее. Посмотрев холодным взглядом, она бросила в ответ:
— Отъ*битесь.
Гадюка злобно фыркнул.
— Эта стерва хочет начать драку.
— Можно подумать, что шлюха будет знать свое место.
— Она знает свое место. На спине с раздвинутыми ногами.
Зрение Рианны затуманилось. Она не была избалованной и знала, как вести себя в большинстве ситуаций. Она провела свои подростковые годы, в основном, независимо, так как бабушка не опекала чрезмерно и не давила на нее, поэтому девушка полагала, что была сильнее, чем многие женщины.
Но она никогда не сталкивалась с таким грубым, оскорбительным отношением. Ее щеки горели от гнева и унижения, и из-за этого она повернулась к ним спиной.