День был сухой и прохладный. Я упоминаю об этом, потому как будь жарко и грязно, я бы надел плащ так, чтобы спрятать в нем нос, направляясь в гетто выходцев с Востока. И дело не только в бойнях, тут мусор валялся кучами прямо на улицах, пока кто — то его не сжигал — а сожженным, он вонял примерно так же.
Как только я открыл занавеску, прикрывающую вход в жилище деда, вонь исчезла и сменилась тонким розовым ароматом. Просто чтобы вы знали, тут не только курения поработали, но и магия: восточное колдовское искусство, быть может, и уступает яркостью волшебству, но чертовски полезно в некоторых вопросах. Уж поверьте мне.
Дед сидел за столом, что — то творя с несколькими косточками, которые собрал кучкой. Подняв взгляд, расплылся в улыбке, обнажая немногие сохранившиеся зубы.
— Владимир!
А я вдруг осознал, что он и Коти — единственные, кто используют полную форму моего имени. Еще это делал мой отец, но только когда я переставал драить полы, позволяя себе помечтать о том, чтобы не драить полы.
Я подошел и поцеловал его в щеку. Его дружок, кот Амбруш, спрыгнул со стула, потянулся, этак дежурно пошипел на Лойоша и свернулся клубком у ног Нойш — па. Я уселся на стул.
Он собрал косточки и сложил в обитую бархатом деревянную шкатулочку с серебряными уголками, которая удовлетворенно щелкнула, закрывшись. Знаете, есть что — то такое приятное во всем хорошо сработанном, даже если это маленькая шкатулочка для вороньих косточек.
— Ну что, — проговорил он, — как дела? Ты насчет свадьбы?
— Вообще — то нет, — ответил я. — Хотя, раз уж ты упомянул, насчет нее у меня тоже есть вопросы.
— Тогда в чем дело? — он внезапно стал очень серьезным. Дед у меня такой, на лету ловит.
— Только что кое — что случилось.
Он кивнул, ожидая, пока я подберу слова.
— Думаю, — наконец проговорил я, — что меня, возможно, превратили в демона.
Он откинулся на спинку стула, густые белые брови сошлись вместе.
— Рассказывай.
Я описал все как помнил, останавливаясь, запинаясь и поправляя себя, с кучей «нет, не совсем так», и «что — то вроде», и «пожалуй, больше похоже на», и все такое. Когда я закончил, вид у деда был очень серьезным.
— Это… это эльфова магия, Владимир.
Я кивнул.
— Я не понимаю ее, и не понимаю, что это значит. Когда эльфы говорят о богах и демонах, они имеют в виду не то же, что и мы.
— Я знаю.
— Как ты себя чувствуешь, Владимир?
— Физически? Нормально.
— Нет, как ты себя чувствуешь?
Я подумал. Ну, сам — то я не так уж часто задаюсь вопросом, как я себя чувствую, однако Нойш — па попусту не спрашивает.
— Я зол, — наконец сказал я. — И — да, напуган.
Он кивнул.
— Поговори с эльфами. Выясни, что это значит и что можно сделать.
Я кивнул.
— Ты не хочешь, — сказал он.
Я помолчал и кивнул вновь.
— И все равно поговори. Надо.
— Хорошо.
Он помолчал, опустил взгляд, затем вновь посмотрел на меня, внимательно и заботливо.
— Ты по — прежнему Талтош Владимир, — проговорил он. — И вот об этом ты должен помнить.
Я издал короткий смешок.
— Не уверен, что понимаю, что это теперь значит, но думаю, что это хорошо.
Взмахом бровей он спросил, о чем я.
— Коти, — сообщил я. — Теперь все иначе.
Немногие сохранившиеся зубы показались в улыбке вновь.
— Так что ты хотел знать о свадьбах?
За Коти я заглянул к себе в контору. Она не спрашивала, как мы поговорили с дедом, а у меня не было настроения прямо сейчас обсуждать это, так что мы просто пошли куда собирались.
Три Кубика работает несколько за пределами моей территории, на улице Пирожников, за поворотом на Битый Череп. На самом деле та улочка зовется иначе, это я ее так назвал, однажды увидев, как в ливень вниз по склону катятся валлиста и троица текл. Его ломбард с вывеской «Три Кубика:
Ломбард», такое вот у него богатое воображение, с одной стороны подпирали шесты, компенсируя крутизну склона. Небольшая каморка — фута три в ширину — однако, располагалась безо всякого наклона. Дверь была скреплена кожаными ремнями, весьма ветхими на вид, а деревянный фасад домика следовало бы хорошо так покрасить, а потом поменять. Возможно, на кирпичный. Я отворил дверь, и удивительно, та не рухнула.