Доктор Маршан поднялся.
- Вы понимаете, дон Хосе, что я знаю вашу историю наизусть. Вы никогда не меняете ее содержание или даже порядок следования событий. Поэтому вы извините меня, если я оставлю вас наедине со своим другом. Вы знаете, как много гостей (я обратил внимание, что доктор, насколько это было возможно, избегал слова "пациент") спрашивают меня каждую минуту. Мне бы не хотелось, чтобы они на меня рассердились.
- Идите, доктор. Ваш друг присоединится к вам, как только я ему все расскажу. Пожалуйста, отметьте, я не говорю "как только он во все поверит".
Доктор исчез, но перед этим он протянул мне пачку сигарет.
- Они пригодятся, - сказал он. - История, которую вам предстоит услышать, не из коротких.
- Мне нет необходимости представляться, - начал мой собеседник. - Достаточно знать, что я француз и не имею никакого отношения к титулу "дон Хосе", дарованному мне доктором Маршаном, которому хочется немного позабавиться. Мой отец родился в Бразилии и сколотил состояние, занимаясь производством сахара. Когда он умер, то оставил состояние своему брату, который является моим опекуном или, скорее, стал таковым, когда я оказался в приюте. Моя мать умерла при родах, произведя меня на свет. И как только я достиг соответствующего возраста, я поступил в колледж в Рио-де-Жанейро.
Я думаю - и доктор разделяет мою точку зрения - что именно недостаток материнской ласки, которую не могли возместить ни знакомство с равнодушными товарищами по учебе, ни отношения со священниками, стал причиной моего сознательного и растущего желания находиться в женском окружении еще до наступления половой зрелости. Я могу даже пойти дальше и признаться, что это было желание, чтобы мною руководила, учила, воспитывала и оказывала влияние представительница прекрасной половины, которая была бы нежна и в то же время своевольна.
Я заметил, что дон Хосе выделил слово "своевольна" с особым удовлетворением.
"Да, - подумал я, - без сомнения, передо мной жертва мазохизма".
А мистер Ф. продолжал свой рассказ.
- Все женщины, которых я знал в бразильском обществе, казались мне слишком мягкими и покорными, чтобы соответствовать моему идеалу. Века португальского господства и строгость в соблюдении религиозных обычаев приготовили их к исполнению своих обязанностей, а также ко всяческим жертвам, которых требует замужество. С другой стороны, они совершенно теряются, когда сталкиваются с непредвиденными трудностями. Во время путешествия, например, они напуганы всем: незнакомой пищей, иностранными языками, даже испанским, несмотря на то, что он тесно связан с их родным языком; малейший пустяк огорчает их, они боятся всего - вида неизвестного им насекомого, например, или даже обращения к слугам, которых они до того не видели.
Я быстро понял, что здесь, в Рио, во всяком случае, среди бразилианок, никогда не найду себе молодую, энергичную избранницу (тут я вновь обратил внимание, как он с особым удовольствием подчеркнул "энергичная"), которая избавила бы меня от мужского окружения, в котором я был заточен с самого раннего детства. Мне претила мужская грубость с ее вульгарностью и склонностью к преследованию.
(При слове "преследование" я насторожился. Предстояло ли мне услышать признания человека, страдающего манией преследования? Для меня это имело бы особый интерес, но я понял, что ошибся).
- Рио, как вы знаете - морской порт, куда каждый год океанские суда привозят толпы иностранцев со всего света. Некоторые оседают здесь, чтобы заработать деньги или даже вернуть утраченное состояние.
Некоторых привлекает необыкновенная красота бразильской столицы с ее бесчисленными пляжами и чудесным берегом; другие приезжают изучать страну с ее самобытной культурой и неистощимыми богатствами.
И вот как раз, когда американский пассажирский лайнер "Нью Стар" пришвартовался к берегу, я встретил Элис и ее мать.
Они приехали в Рио-де-Жанейро, чтобы получить наследство брата Элис. Пока он был жив, его отрицательные качества и определенные недостатки заставляли родственников сторониться его. Но как только семья узнала о наследстве, они тут же заговорили о его достоинствах и не стыдясь объявили о своих претензиях.
Тут Хосе Ф. внезапно остановился.
- Семья, о которой я упоминаю, - заметил он, - очень хорошо известна. Напомните, как их фамилия... Хойет?
Жестом я дал понять, что это так.
- Трудности, с которыми было связано "размораживание" денежных средств, заставили миссис Хойет и ее дочь остаться в Бразилии, где они могли жить, тратя понемногу это свалившееся на их голову богатство. Я представляю, что средства миссис Хойет в Нью-Йорке были весьма скромные и что их поездка в Бразилию, которая дала им возможность жить, не тратя доход в Америке, должно быть, оказалась для них счастливой. Во всяком случае, мать и дочь выехали из отеля и сняли комнаты в Рио, в одном из небольших домов, приютившихся в тени небоскребов, которые окаймляют побережье Копакабаны.
Пока я слушал это повествование, которое было, по-видимому, прологом к приключениям Хосе Ф., я не мог не задуматься над тем, что, если его рассудок и был поврежден, в его разговоре не было заметно следов этого, и я не мог не восхищаться правильностью изложения мыслей и восторгался его логикой и соблюдением строгой хронологии.
- Если я не ошибаюсь, меня представили миссис Хойет на благотворительном базаре. Я старался понравиться ей прежде, чем увидел не дочь, которая была истинной красавицей, и она это оценила, сознавая, что моя изысканная любезность была бескорыстной. Я думаю, она была несколько раздражена тем, что вынуждена быть "мамой прекрасной Элис" и никто не обращает внимание на то, что она сама еще довольно хороша.
Когда мы пили третий бокал шампанского, она решила, что я - "хороший мальчик", и познакомила меня со своей дочерью.
Я пригласил Элис на танго. О, это танго! Я не могу забыть его до сих пор.
("Бог ты мой, - думал я. - Если он не обойдет вниманием описание своего первого танго с мисс Хойет, когда же мы доберемся до главного?")
- Мисс Хойет танцевала великолепно, но я заметил нечто любопытное: хотя ее движения соответствовали моим, она не полностью отдавалась партнеру.
Не поймите меня неправильно. Не могло быть и речи о каком-то сопротивлении с ее стороны; это совсем расстроило бы наш танец. Ну, как мне вам объяснить? В общем, я понял, она делала вид, что подчиняется мне, а в действительности, именно она "вела", хотя я вряд ли сознавал это.
Взявшись за руки, мы кружились в танце под сияющими люстрами бального зала Казино. А миссис Хойет в это время в безнадежном одиночестве курила сигареты в углу, облокотившись на мраморный стол, за которым стояли пустующие в ожидании нас стулья.
Я пустил в ход всю свою изобретательность, чтобы заставить партнершу приблизиться к тому месту, где сидела ее мать. Всякий раз, без особого, как я уже заметил раньше, давления с ее стороны, она заставляла меня сторониться той части зала. Возможно, как я себе представляю, надзор, под которым ее держала мать, каким бы добрым он ни был, сковывал свободу.
Поверьте, я был на седьмом небе. Наконец-то я встретил человека, который "подчинял" меня своей воле, что являлось тайным желанием моего сердца.
Как вы можете себе вообразить, наши отношения не закончились после этого вечера. Мы встречались день за днем, вместе гуляли по Рио и его восхитительным окрестностям. Нас часто можно было увидеть под сенью деревьев знаменитого ботанического сада. Там, в тиши аллей, окруженных тропическими деревьями, образующими свод, у меня была возможность понаблюдать и постепенно узнать странный характер этой девушки.
Она не любила прекрасное, но живо интересовалась всем уродливым, чудовищным. Она могла пройти мимо роз, даже не заметив их, мимо магнолий,, не наслаждаясь их чудным ароматом, но останавливалась у растений, поедающих насекомых, завороженная этим зрелищем, хотя оно было отвратительным. Она подолгу стояла, уставившись на ужасные чашечки ароника.