Истратив снаряды впустую и раздраженно каркая, птицы улетели назад в холмы. «Скорее всего, они вернутся с новым запасом камней, — сказал Кауч. — Вы заметили, что дорожная насыпь возвышается над болотом метра на полтора? Всю эту работу проделали птицы, за много веков. Бомбардиры опасны только для тех, кто останавливается на них полюбоваться».
Телеги миновали чащу деревьев с вощеными бурыми стволами и листвой, кишащей маленькими обезьяноподобными пауками, шарообразными в облачках пушистой белой шерсти — существа эти перепрыгивали с ветки на ветку вслед за повозками, оглашая лес сиплым писком и закидывая проезжих дождем веточек и кусочков коры. На протяжении следующих тридцати километров дорога пересекала равнину, усеянную туфовыми валунами медового цвета. В стороне осталась пара высоких лавовых пробок, увенчанных руинами древних крепостей, где когда-то собирались на торжества соперничающие секты алхимиков, а теперь, по словам Кауча, водились упыри: «Днем их не видно, а по ночам они спускаются и шныряют по окраинам Урманка. Бывает, упыри попадаются в западни тангов, и тогда их показывают за деньги на ярмарках».
Дорога поднялась на пологий перевал между утесами — на виду оказался Урманк, беспорядочная россыпь высоких узких строений из черных бревен и камня, с шоколадной черепицей. Вдоль набережной заснула на причале дюжина судов. За пристанью на ветру празднично полоскались оранжевые и зеленые флаги — рынок, базар, ярмарка. Широким кольцом рынок окружала полуразрушенная кирпичная стена. Еще дальше, в низине, ютилось скопление глиняных мазанок, крытых чем попало — по-видимому трущобы местной касты отверженных.
«Вот и Урманк! — объявил Кауч. — Город тангов. Им все равно, кто приезжает, откуда и зачем — с тем условием, чтобы увозили меньше цехинов, чем привезли».
«В моем случае их ждет разочарование, — сказал Рейт. — Я надеюсь приобрести цехины тем или иным способом».
Кауч с недоумением покосился на него: «Намерены обобрать тангов? Если вы умеете творить чудеса, будьте любезны, поделитесь со мной бесценным опытом. Танги обкрадывают нас с таким постоянством, что уже рассматривают этот процесс как прирожденное право. Помяните мое слово — в Урманке держите ухо востро!»
«Если вас надувают, зачем вы с ними торгуете?»
«На первый взгляд это абсурдно, — признал Кауч. — В конце концов, можно было бы снарядить корабль и отправиться с товарами в Хедаджу, в Зеленый Эргес или в Коад. Но мы-то извращенный народ — нас тянет в Урманк, где танги всегда придумают какую-нибудь забаву. Смотрите — видите арену, окруженную коричневым полотнищем в оранжевую полоску? Там дерутся на ходулях. Дальше устраивают азартные игры, там посетитель низменно теряет больше, чем выигрывает. Мы в Цзафатре воспринимаем Урманк как вызов, брошенный в лицо, и вечно надеемся перехитрить тангов».
«Объединив усилия, мы могли бы выгадать, — предложил Рейт. — Новичок часто замечает то, что ускользает от внимания завсегдатая».
Кауч безнадежно пожал плечами: «Цзафатрийцы мечтают одурачить тангов с незапамятных времен. Но мы вечно попадаемся в одну и ту же ловушку. Сначала нас привлекает явная возможность быстро нажиться. Потом, когда мы уже делаем ставки и втягиваемся в игру, судьба нам не улыбается… Что ж, прежде всего нужно передохнуть. Я всегда останавливаюсь в «Удачливом моряке», это приличная гостиница. В качестве наших гостей и спутников вы можете не бояться разбоя, захвата в заложники или продажи в рабство. Но деньги свои берегите сами: — сдержанность тангов имеет границы».
Стиль обстановки в приемной гостиницы «Удачливый моряк» не напоминал ничего, что Рейту приходилось видеть на Тшае. Вдоль беленых кирпичных стен расставили угловатые кресла из поленьев и толстых деревянных прутьев. В нишах красовались стеклянные горшки-аквариумы с радужными сплетениями лихорадочно извивающихся, сверкающих морских червей. Главный распорядитель, танг с любезными манерами и льстивой физиономией, одетый в каштановый кафтан, застегнутый спереди на пуговицы, черную тюбетейку, черные шлепанцы и черные напалечники, предложил вниманию Рейта пару соединенных дверью небольших комнат. В каждой стояли кушетка и тумбочка с лампой. За обе комнаты, две смены свежего белья и мазь для ног распорядитель попросил три цехина. Рейту эта сумма показалась на удивление разумной — он поделился своим наблюдением со старым цзафатрийцем.
«Да, — сказал Кауч, — три цехина — умеренная плата, но я посоветовал бы не пользоваться притиранием для ног. Это новое, подозрительное добавление к списку услуг. Кто знает? Мазь может оставлять пятна на мебели, за удаление коих с вас возьмут дополнительно — или же в ней содержится ингредиент, периодически вызывающий нарывы, требующие лечения редким бальзамом по пять цехинов за драхму».