«Идите за мной».
Молча прихрамывая, старик повел его по дороге и скоро свернул на тропинку, удалявшуюся по солончакам к группе жалких хижин на окраине города. Рейт нервничал и подозревал неладное. Он позвал: «Куда мы идем?»
Проводник неопределенно махнул рукой вперед.
Рейт требовал ответа: «Кто меня встретит?»
«Друг Адама Рейта».
«Кто он? Айла Вудивер?»
«Мне запретили называть имена. Не могу ничего сказать».
«Не останавливайтесь. Показывайте дорогу».
Старик проковылял к лачуге, стоявшей чуть поодаль от остальных — осевшему, покривившемуся сооружению из заплесневелого серого кирпича, постучал кулаком в дверь, отошел в сторону.
Внутри послышался шорох. В единственном грязном оконце мелькнуло чье-то лицо. Дверь открылась. В проеме стоял Анхе-ат-афрам-Аначо. Рейт резко выдохнул, опустив плечи. Проводник резко спросил: «Все правильно?»
Аначо сказал: «Да. Это Адам Рейт».
«Тогда платите. Мне не терпится убраться подобру-поздорову».
Аначо зашел в хижину и вернулся с кошельком, звенящим цехинами: «Вот твои деньги. Через месяц приходи снова. Если удержишь язык за зубами, получишь еще столько же».
Старик взял кошелек и удалился.
Рейт спросил: «Где Траз? Что стало с кораблем?»
Аначо покачал продолговатой бледной головой: «Не знаю».
«Как?!»
«Я объясню. Тебя украли гжиндры. Айла Вудивер был ранен в голову, но не сдох. Через три дня дирдирмены пришли за Вудивером и утащили его в Стеклянную клетку. Он рыдал, он ползал на коленях, он визжал, но его увели. Немного погодя я слышал, что он на славу развлек публику, лихорадочно топоча, как вспугнутый самец мармонта, и оглашая Клетку диким ревом… Забирая Вудивера, дирдирмены видели звездолет. Мы боялись, что они вернутся. Корабль был готов к вылету — мы решили переместить его подальше от Сивише. Я вызвался остаться, чтобы ждать тебя. Посреди ночи Траз и техники вылетели на звездолете — Траз сказал, что ты знаешь, куда».
«Куда?» — спросил Рейт.
«Мне это неизвестно. Я не хотел знать — на тот случай, если меня арестуют и я не выдержу пытки. Траз написал «Онмале» на ангаре, и сказал, что ты поймешь, где спрятан звездолет».
«Пойдем в контору. Я там оставил подругу».
Аначо спросил: «Ты понял, что имел в виду Траз?»
«Думаю, что да. Не могу сказать с уверенностью».
Они вернулись по тропинке. Рейт осведомился: «Аэромобиль все еще в нашем распоряжении?»
«Жетон у меня. Не вижу, почему бы мы не могли им воспользоваться».
«Все не так плохо, как могло быть! Я интересно провел время, будет о чем рассказать… — Рейт вкратце описал суть своих злоключений. — Мне удалось сбежать из Убежищ. Но на берегу Второго моря за нами увязались гжиндры. Возможно, их наняли хоры, но я почему-то уверен, что их послали пнуме. Мы их видели в Урманке. По всей видимости, те же гжиндры, переодетые старухами, сопровождали нас на борту «Ньиахара». Насколько мне известно, они все еще загорают на Зашанских островах. После этого за нами, кажется, не следили — и я хотел бы покинуть Сивише сразу, пока гжиндры не сообразили, что к чему».
«Я здесь ничего не потерял, — согласился Аначо. — В Сивише беда притаилась за каждым углом».
Они свернули по дороге к старому складу Вудивера. Рейт остановился, как вкопанный. Его опасения, змеиным клубком шевелившиеся в мутной глубине подсознания, оправдались. Дверь в контору была открыта настежь. Рейт бегом бросился вперед, Аначо поспешил за ним.
Сеитикс не было ни в конторе, ни в разрушенном ангаре — нигде.
На влажной земле перед входом в контору остались отпечатки узких голых ступней. «Гжиндры, — сказал Аначо. — Или пнумекины. Больше никто не ходит босиком».
С горячечным изумлением марафонского бегуна, застреленного в спину перед победным финишем, Рейт смотрел на солончаковую пустошь, безмятежно озаренную янтарным вечерним светом. Бесполезно искать, бесполезно бежать по белым пятнам соли, по заросшим тростником болотам, звать и прислушиваться… Что он мог? Ничего не делать — невозможно, немыслимо! Траз, звездолет, возвращение на Землю — все отравлено, все безвозвратно потеряло смысл! Медленно, трудно, как промокшее старое бревно, наконец опускающееся в холодные воды бездонного озера — все прошлое, все стремления, все связи вещей потонули в его уме, оставив только усталое воспоминание об утрате. Рейт опустился на старый ящик. Минуту-другую Аначо разглядывал его сверху, с печальным любопытством наклонив длинное белое лицо клоуна из кошмарного сна, потом сказал: «Здесь нельзя оставаться. Пора идти».